В следующей Сирии: через год после бегства Асада экономике страны легче не стало
Более десяти лет войны оставили Сирию в руинах, а ее общество – глубоко расколотым. 8 декабря 2024 года режим Башара Асада пал, а сам диктатор бежал в Россию. К власти пришла оппозиция, возглавляемая группировкой "Хайят Тахрир аш-Шам" (ХТШ).
Временным президентом стал ее лидер Ахмед аш-Шараа, который ранее был связан с ИГИЛ, затем перешел на сторону "Аль-Каиды", но в итоге, как пишет WSJ, "отрекся от экстремизма". Несколько лет назад он перестал носить тюрбан – это символизировало его разрыв с "Аль-Каидой" и вообще джихадизмом, а после прихода к власти сменил стиль милитари на пиджак и галстук – признак светскости в исламском мире.
После бегства Асада сирийцы надеялись, что за год будет достигнут значительный прогресс в послевоенном восстановлении, однако экономика страны все еще в кризисе: власти борются с продовольственным кризисом и дефицитом средств. Более 90% населения живет в бедности, а гиперинфляция и обесценивание сирийского фунта стали привычным явлением.
В то же время столкновения между сторонниками нового временного президента и алавитами, которые поддерживали Асада, держат страну в страхе. Как и его предшественник, аш-Шараа правит, практически не придерживаясь принципа прозрачности, что заставляет многих опасаться, что они заменили одного автократа другим, а светскую диктатуру – исламистской.
Несмотря на то, что Дамаск во главе с Ахмадом, за голову которого США еще недавно обещали 10 млн долл., постепенно выходит из дипломатической изоляции (отмена и приостановление части санкций и возвращение к платежной системе SWIFT и встреча с Трампом в Белом доме) многие жители надеялись, что извне поступит значительно больше денег.
Переходное правительство в Дамаске обещает "новую, лучшую Сирию". Сколько времени и денег для этого понадобится?
Как 14 лет войны разрушили экономику
Через год после падения режима Асада Сирия живет между надеждой и отчаянием – повседневная жизнь для значительной части населения остается сложной. Целые города уничтожены, инфраструктура – в руинах, а школы и медицинские центры получили серьезные повреждения.
Во многих районах трудно достать еду – девять миллионов человек страдают от голода, а конкуренция за рабочие места очень жесткая. Зима с дождями и снегом еще больше ухудшит условия в селах и лагерях для беженцев, признают в частной немецкой гуманитарной организации Welthungerhilfe (WHH).
"Падение Асада 8 декабря 2024 года было великим днем. Но год спустя мы задаемся вопросом: будет ли восстановление? Мы очень этим озабочены, ведь нынешние условия жизни для многих невыносимы: хлеб стоит в десять раз дороже, чем два года назад, школы переполнены, а доступного жилья нет", – говорят в WHH.
Когда в 2011 году начиналась война в Сирии, Всемирный банк оценивал ВВП страны в 67,5 млрд долл. Годы боевых действий сократили площадь обрабатываемых земель, а нефтедобыча в итоге оказалась под контролем курдов, которых поддерживают США.
За годы боевых действий ВВП обвалился на 70% – до 20 млрд долл. в 2023-м. А сирийский фунт за это время потерял относительно американской валюты 99,5% своей стоимости, опустившись с 50 до примерно 10 375 фунтов за доллар по состоянию на лето 2025 года.
С учетом корректировки на инфляцию, Фаек Менла Али из британского University of Sussex оценивает реальный ВВП Сирии в 2024 году в 13,3 млрд долл. – на 80% ниже довоенного уровня. По его подсчетам, если бы экономика росла ежегодно на 5%, как это было до войны, ВВП Сирии сейчас достиг бы 121,3 млрд долл.
Стремительная девальвация валюты и коллапс промышленного и сельскохозяйственного производства вместе с коррупцией предыдущего режима (по разным оценкам, клан Асадов за 50 лет мог "выкачать" из Сирии 12 млрд долл.) стала ударом для населения. Зависимость от импорта, в частности пищевых продуктов, только усилилась во время войны.
К тому же международные санкции в ответ на применение Асадом химического оружия и другие военные преступления режима закрыли Дамаску почти все законные источники дохода. Башар был вынужден искать альтернативные источники заработка: один из них – каптагон – синтетический наркотик на основе фенетилина, который вызывает быструю зависимость.
Из-за относительно низкой цены его называют "кокаином для бедных", а за использование в сирийской армии – "наркотиком джихада". Каптагон заполонил рынок Ближнего Востока, а крупнейшим покупателем является Саудовская Аравия.
По оценкам правительства Великобритании, наркотрафик приносил Дамаску ежегодно 57 млрд долл. – в десять раз больше тогдашнего годового бюджета страны. "Торговля наркотиками стала финансовым спасательным кругом для режима Асада – ее объем примерно втрое превышает совокупный объем торговли мексиканских картелей", – подчеркивали в Лондоне, объявляя новые санкции против членов семьи Асада.
Новая "дворцовая олигархия"
Летом 2025 года Reuters опубликовало расследование, посвященное закулисью новой власти Сирии. Журналисты выяснили, что экономической реструктуризацию страны курирует старший брат президента Хазем аль-Шараа. Председателем "теневого" комитета, задача которого – "разобраться с наследием экономики эпохи Асада", является Авраам Сукарье – австралиец ливанского происхождения, который в Австралии включен в санкционный список по подозрению в финансировании терроризма.
Работа "комитета", и даже факт его существования, до материала Reuters никогда не оглашались правительством публично. Однако, за семь месяцев его представители провели переговоры с богатейшими сирийскими магнатами, включая тех, кто находится под санкциями США.
Не привлекая внимания общественности, неформальный орган получил контроль над активами на более чем 1,6 млрд долл., которые ранее принадлежали трем крупным бизнесменам из ближайшего окружения Асада, в частности, над оператором мобильной связи.
Западные дипломаты обеспокоены, что концентрация экономической власти в руках теневых фигур с неизвестным прошлым может повредить привлечению иностранных инвестиций и признанию Сирии на международной арене.
В комитете же уверяют, что от их деятельности именно простые сирийцы получат выгоду в будущем. Это, по их словам, должно произойти, когда компании будут приватизированы или переданы в государственно-частное управление, а их доходы пойдут во вновь созданный суверенный фонд.
На фоне интереса медиа и дипломатов аш-Шараа 9 июля публично объявил о создании такого фонда, который подчиняется непосредственно ему. Тогда же он создал Фонд развития под руководством брата.
Комитет решил не национализировать активы бизнесменов, которых подозревали в незаконном обогащении во времена Асада, потому что это напугало бы потенциальных международных инвесторов. Судиться там тоже не захотели, потому что влиятельные бизнесмены могли бы иметь преимущество в "неочищенных" сирийских судах. Поэтому новая власть решила быстро договариваться: забрать себе долю их активов в обмен на разрешение работать в Сирии.
Таким образом комитет перебирает на себя ключевые компании, вытеснив "Группу" – корпоративную империю во главе с советником Асада Ясаром Ибрагимом, которая контролировала целые сектора в обмен на откаты семье диктатора. По оценкам экспертов, "Группа" имела контроль над миллиардами долларов. Теперь же сотни компаний находятся под госнадзором или перешли к людям, приближенным к аш-Шараа.
Устранив влияние "Группы", комитет начал создавать новые, подконтрольные ему структуры, чтобы обеспечить контроль новой власти над финансовыми потоками, не отпугивая инвесторов.
Сначала власти запустили единую цифровую платежную систему, которая стала обязательной для всех транзакций на территориях под их контролем. С одной стороны, в правительстве говорят, что система делает невозможным уклонение от уплаты налогов, а с другой – усиливает зависимость сирийцев и бизнеса от комитета: позволяет отслеживать доходы компаний, объем продаж и даже личные расходы.
Более того, новый режим решил контролировать даже потоки гуманитарной помощи от международных доноров. Теперь ее принимают через госструктуры, а затем распределяют между секторами. Часть денег на социальные проекты, а другая – на восстановление, которое контролируют "избранные".
Таким образом, Сирия оказалась в условиях шаткого баланса: страна хочет вернуться на мировые рынки, но снова сталкивается с риском установления еще одного авторитарного, коррумпированного режима. С одной стороны, люди могут высказываться более свободно, чем за последние десятилетия, а с другой – есть беспокойство, что одна "дворцовая олигархия" заменяется другой, резюмирует Reuters.
Фактор беженцев
В результате с 2011 года из 24-миллионного населения Сирии 12 миллионов стали вынужденными переселенцами. Большинство из них уехали в соседние страны (прежде всего в Турцию), а более миллиона – в Европу (преимущественно в Германию).
Сейчас же, когда в Дамаске правит новое правительство, многие из них размышляют, возвращаться ли домой. Часть беженцев в восторге от большей свободы в Сирии, а остальные с осторожностью смотрят на будущее страны.
"Это удивительный период, я никогда не чувствовал такой свободы, свободы слова", – заявил предприниматель Осама Муфди, который вернулся из Ливерпуля и открыл в Дамаске строительную компанию. Он стал одним из более миллиона сирийцев, которые вернулись в страну после падения старого режима.
Приезжала домой и правозащитница, художница и писательница Кефа Али Диб, которую режим Асада неоднократно заключал в тюрьму – она сбежала из Сирии в 2014 году и поселилась в Берлине. "После побега Асада я немедленно вернулась в Сирию, провела неделю в Дамаске. Для меня это было как сон", – рассказала Кефа. Но в отличие от Муфди, который говорит, что переехал в Сирию навсегда, впоследствии она вернулась в Германию.
Ее пример демонстрирует неопределенность среди представителей диаспоры, которые за 10 лет в Европе успели получить двойное гражданство: они приезжают в Сирию, чтобы оценить ситуацию на местах. Часть решила инвестировать в восстановление страны и перевезти свои семьи, однако большинство сохраняет возможность быстро уехать, если ситуация ухудшится.
Годы войны, внутренней коррупции и международных санкций оставили финансы Сирии в плачевном состоянии. Все эти факторы мешают решиться на возвращение домой многим сирийцам, особенно тем, которые уже адаптировались к жизни в ЕС.
"Если врач, который сейчас работает в больнице в Германии, бросит все и вернется в Сирию, где он будет там работать? Сколько он будет зарабатывать? Будет ли безопасно там его детям", – риторически спрашивает Мохамад Харастани. Он создал движение Syria Meets Europe, которое помогает сирийцам вернуться домой.
С другой стороны, далеко не все сирийцы в Дамаске или Алеппо хотят, чтобы беженцы возвращались – государственные и гуманитарные службы уже и так переполнены, а жилья не хватает.
Возвращаться в Сирию опасно еще и потому, что страна завалена неразорвавшимися боеприпасами от всех сил, которые вели боевые действия там последнее десятилетие. Немало и самодельных мин – целый спектр взрывного арсенала загромождает как сельскую местность, так и города. Среди наиболее пострадавших регионов – Алеппо, Дарья, Дамаск и Идлиб. Не проходит и недели без сообщений о гражданских, которые погибают или получают ранения.
Между тем страны ЕС постепенно меняют свою позицию относительно статуса сирийских беженцев. Дания первой объявила определенные части Сирии безопасными после падения Асада: правительство в Копенгагене начало предлагать сирийским беженцам до 27 тыс. евро на взрослого и 6 700 евро на ребенка за возвращение на родину.
Германия, которая за время войны приняла более миллиона сирийцев, также адаптирует свою позицию. "Сейчас больше нет оснований для предоставления убежища в Германии, и поэтому мы также можем начать репатриацию", – заявил в начале ноября канцлер ФРГ Фрдрих Мерц.
Раскол и страх
Год свободы сирийцев от Асада не стал тем триумфом, на который многие надеялись, поскольку религиозные меньшинства боятся высказываться против новой власти.
Прошлое Ахмеда аш-Шараа и его соратников в "Аль-Каиде" вызвало широкое беспокойство среди алавитского меньшинства, к которому принадлежал и Асад. После падения его режима уже несколько раз вспыхивали кровавые столкновения между правительственными силами безопасности и алавитами. В марте было убито более 1600 гражданских.
На этом фоне произошел большой отток алавитов в соседний Ливан. Хотя большинство стран-соседей Сирии считают свержение Асада положительным шагом, но мало кто из ливанцев ожидает, что новое правительство будет уважать права меньшинств. В июле похожие столкновения вспыхнули и в провинции Сувейда, где живут преимущественно друзы – еще одно этническое меньшинство, тогда погибло 1200 человек.
Эти вспышки насилия имеют "охлаждающий эффект на инвестиции", говорит аналитик Бенджамин Фев. По его словам, именно фактор безопасности препятствует экономическому восстановлению. "Пока проблемы безопасности не будут взяты под контроль, трудно говорить о действительно крупных инвестициях. Без фактора безопасности Сирия рискует надолго застрять в режиме "ни войны, ни мира", где периоды хрупкой стабильности будут сменяться новыми вспышками насилия", – признал эксперт.
Кроме этого, сирийцы все еще ждут конкретных шагов в направлении переходного правосудия: новое правительство и слабая судебная система стоят перед гигантским вызовом – расследовать сотни тысяч преступлений, совершенных бывшим режимом.
Кроме этого звучат обвинения в нарушениях со стороны боевиков, связанных уже с новой властью, что еще больше усложняет ситуацию. "Главный вопрос, который задают сирийцы: почему преступления, совершенные режимом Асада за последние 14 лет, до сих пор не расследуются. Эти нарушения происходили при диктаторском режиме, тогда как столкновения в марте произошли уже при новом правительстве, которое заявляет, что строит правовое государство", – заявил один из ведущих судей Сирии Джомаа Альдбис Аланзи.
Стремясь "отбелить" свой имидж в глазах потенциальных международных инвесторов, новое правительство в Дамаске создало комитет для поиска виновных в межконфессиональном насилии. Уже есть первые промежуточные результаты – в ноябре начался судебный процесс против 14 обвиняемых, причастных к резне алавитов в прибрежном городе Банияс. Половина из них – боевики на стороне нового правительства, в то же время некоторые являются бывшими солдатами режима Асада.
Однако злоупотребления старого режима все еще ждут правосудия: пока не будет реальных приговоров, преодолеть раскол и избежать новых вспышек насилия будет сложно, констатирует NYT.
Отстройка на десятилетия
За последний год некоторые ограничения США и ЕС были смягчены. Однако, чтобы начать восстановление экономики, только этого недостаточно. Тем временем администрация Трампа в августе объявила о введении 41% пошлины на сирийский импорт, что усложнит будущую торговлю с США.
Новое правительство для восстановления экономики делает ставку на прямые иностранные инвестиции, обещая свободный рынок и интеграцию в мировую экономику. В июле Саудовская Аравия анонсировала 47 инвестиционных соглашений с Дамаском на 6,4 млрд долл., к которым присоединятся 100 компаний. Почти 3 млрд долл. пойдет на строительные проекты, еще 1 млрд долл. – на телекоммуникации и IT.
Сирия также договорилась о 7 млрд долл. инвестиций с Катаром. Кроме этого, Дамаск подписал 30-летнее концессионное соглашение с портовым оператором Dubai Port World: компания из ОАЭ инвестирует 800 млн долл. в модернизацию порта Тартус.
В общем, именно компании из стран Персидского залива и Турции выражают наибольшую заинтересованность в восстановлении энергетических мощностей, дорог, портов и другой поврежденной инфраструктуры. Американские гиганты также разрабатывают генеральный инвестплан для энергосектора Сирии.
Однако сирийцы жалуются, что на практике прогресс медленный. Имея небольшие запасы средств, люди пытаются отстроить то, что могут, собственными силами, но признают, что при нынешней экономической ситуации это слишком дорого.
"Прошел год с момента падения режима. Хотелось бы, чтобы новое правительство активнее привлекало международные компании, чтобы те помогли отремонтировать наши дороги, решить проблемы с электроснабжением и водоснабжением", – заявил житель лагеря для беженцев в Дамаске Махер аль-Хомси.
Анонсированных сейчас сумм инвестиций может быть мало. В 2017 году ООН оценивала стоимость восстановления Сирии минимум в 250 млрд долл., через три года этот показатель достиг 1 трлн долл., а сейчас, с учетом новых разрушений после землетрясения, "чек на восстановление" еще больше.
"Восстановление сирийской экономики после такого коллапса – чрезвычайно сложная задача. Даже при условии роста на 7% ежегодно Сирии понадобится более 30 лет, чтобы догнать довоенную траекторию развития. При условии исключительно высокого роста на 10% ежегодно процесс восстановления займет более 20 лет", – констатируют аналитики.
Кроме этого, довоенная экономическая модель "кумовского капитализма" Асада вызывает опасения, что такие инвестиции не расширят возможности для страны, а просто укрепят позиции существующих элит.
Критически важным является и то, сможет ли правительство обеспечить восстановление экономики за счет экспорта. Ожидается, что сельское хозяйство, которое когда-то было основным драйвером роста ВВП, снова станет приоритетом. Еще одна стратегическая задача – восстановление некогда конкурентоспособных на мировом рынке отраслей, в частности, текстильной промышленности в Алеппо.
Нефтегазовый сектор, который исторически был основой бюджетных доходов, также будет играть ключевую роль для восстановления стабильности. Другими возможными направлениями для "буста" экономики аналитики называют стимулирование туризма.
Однако прямые иностранные инвестиции и приток капитала благодаря экспорту не могут сами по себе обеспечить долгосрочную финансовую стабильность. "Многие страны, пережившие боевые действия, сталкиваются с новыми экономическими кризисами, если приток капитала не регулируется должным образом", – предупреждает Менла Али.
По его словам, для международных доноров решающее значение будет иметь восстановление в Сирии эффективных институтов, верховенства права и механизмов подотчетности. Это необходимо не только для привлечения инвестиций, но и для уменьшения коррупционных рисков.