Александр Данылюк: Без запуска е-декларирования получение транша МВФ под угрозой
Чем грозит срыв запуска е-декларирования, почему у налоговой милиции надо отбирать автоматы и почему надо продолжать урезать расходы на здравоохранение, образование и науку. Об этом ЭП поговорила с министром финансов.
Срыв запуска системы е-декларирования поставил под угрозу сотрудничество Украины с МВФ.
На прошлой неделе основной кредитор Украины официально уведомил премьера Владимира Гройсмана, главу Администрации президента Бориса Ложкина, миниcтра финансов Александра Данылюка и министра юстиции Павла Петренко:
"Без указанной сертификации система не будет эффективной и в таком виде не обеспечит выполнения правительством Украины обязательств по программе сотрудничества с МВФ".
Это можно трактовать так: не будет е-декларирования — не будет транша.
Более дипломатично, но весьма недвусмысленно это преподнес посол США в Украине Джефри Пайетт в интервью Ukraine Business Journal: "Хорошей новостью является то, что с практической точки зрения Украина не нуждается в выделении транша МВФ сегодня. Их обменный курс стабилен, их резервы достаточны, доверие по-прежнему существует".
Как раз всю прошлую неделю курс не был стабилен — гривня опять начала дешеветь.
Без транша Украина не получит макрофинансовую помощь от Европейского Союза и не сможет привлечь средства под госгарантии США. Это означает разрыв в бюджете на десятки миллиардов гривень.
Этот сценарий сулит секвестр бюджета, не исключает социальные бунты на почве принятия непопулярных решений с последующими кадровыми перестановками в правительстве.
Данылюк даже не хочет его обсуждать. По информации источников ЭП, настаивая на запуске е-декларирования, он в ультимативной форме пригрозил своей отставкой.
Срыв сотрудничества с кредиторами негативно отразится также на подготовке проекта бюджета на 2017 год.
Уже сейчас, по информации источников издания, между Александром Данылюком и главой ГФС Романом Насировым существуют значительные расхождения на почве расчетов доходов бюджета на 2017 год. Насиров менее оптимистичен в своих прогнозах и не видит предпосылок для заложенных Минфином показателей.
Впрочем, их расхождения касаются не только бюджетных вопросов. В последнее время Данылюк анонсировал ряд трансформаций в ГФС, призванных сменить баланс сил в госслужбе и размыть полномочия Насирова.
В разговоре с министром финансов ЭП сосредоточилась на проблемах сотрудничества с МВФ, будущего ГФС, выполнения бюджета-2016 и подготовки проекта сметы на 2017 год.
"ЗАПУСК СИСТЕМЫ БЕЗ СЕРТИФИКАТА БЕЗОПАСНОСТИ В ТЕСТОВОМ РЕЖИМЕ — ЭТО УЖЕ НАШЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ"
— Украина сорвала запуск е-декларирования, не выполнив таким образом одно из условий для получения безвизового режима с ЕС и пункт программы сотрудничества с МВФ. Означает ли это, что решение о выделении транша будет перенесено на более поздний срок?
— Для меня сейчас самое главное, чтобы произошедшее с системой электронного декларирования не повлияло на сотрудничество с нашими западными партнерами — МВФ, правительством США.
Электронное декларирование запущено, что и предусматривалось меморандумом Украины с МВФ. Запуск системы без сертификата безопасности в тестовом режиме — это уже наше изобретение.
Бесспорно, система должна быть способной принимать декларации. Соответственно, возникает вопрос о том, позволяет ли формат, в котором она была запущена, это сделать. В этом есть сомнения. Такие же сомнения есть и у наших международных партнеров.
Система должна быть полностью запущена до 1 сентября. По правилам МВФ, для созыва совета директоров нужно минимум две недели.
— ЕС уже усомнился в продуктивности "нашего изобретения", уточнив, что в подобном формате "нет смысла, поскольку оно не станет реальным рычагом борьбы с коррупцией".
— Мы работаем с нашими международными партнерами не по формальному признаку, то есть нужны реальные качественные изменения, а не сомнительные полумеры. Электронная система — это ключевой элемент борьбы с коррупцией. Нужно, чтобы она заработала полноценно. Это чрезвычайно важно и для нас, и для наших международных партнеров.
Без этого выделение третьего транша оказывается под угрозой. Более того, без МВФ мы не сможем получить 1 млрд долл кредитных гарантий от США, 1,2 млрд евро макрофинансовой поддержки от ЕС и кредиты на покупку газа от европейских партнеров.
— Как быстро должно произойти "устранение недостатка", чтобы у нас сохранился шанс получить транш в 2016 году? Если устраним до 1 сентября, как анонсировал президент, успеем?
— Я бы хотел, чтоб все исправили быстрее. Изначально я исходил из таких соображений: поскольку запуск гарантированно был запланирован на 15 августа, то все риски учтены. Я рассчитывал, что к этому моменту мы выйдем с полностью функционирующей системой. Мы не вышли.
Сейчас нужно объединить усилия и максимально быстро запустить систему электронного декларирования. Если система полностью заработает с 1 сентября и никаких проблем не будет, то мы сможем рассчитывать на транш в сентябре.
— Окончательному согласованию проекта меморандума Украины с МВФ до сих пор препятствовали некие "технические моменты", которые все отказываются называть. Что это за моменты?
— Эти моменты не озвучил МВФ, и мы до окончания переговоров их тоже не можем озвучить. Таковы правила. Решим вопрос с декларированием — будет одним меньше.
— По сути, сейчас есть два сценария. Первый — мы оперативно закрываем все "технические моменты", получаем транш и привязанное к нему финансирование. Второй — этого не происходит, в бюджет не поступает макрофинансовая помощь от ЕС и средства, привлеченные под 1 млрд долл гарантий США. Как мы действуем в случае второго сценария?
— Да, макрофинансовая помощь и гарантии США привязаны к МВФ. Предоставление гарантий США зависит также напрямую от запуска электронного декларирования — этоотдельное условие. Для того, чтобы использовать гарантии, мы должны предоставить доказательства, что декларации действительно заполняются в системе, что она работает реально.
Безусловно, мы можем искать выходы из самых сложных ситуаций, включая ваш второй сценарий. Но я не считаю, что это правильная государственная политика. Я исхожу от обратного. Я буду предпринимать необходимые усилия, чтобы выполнить все условия, сберечь доверительные отношения с нашими партнерами и получить транш МВФ.
Я не приемлю второй сценарий. Моя позиция в том, чтобы найти решения по всем вопросам, которые у нас остались, и выйти на положительный результат.
Могу сказать, что второй сценарий будет очень и очень пессимистичный, и он не закончится этой осенью. Мы должны смотреть на среднесрочную, а лучше — на долгосрочную перспективу.
Мы должны оценивать взаимодействие с МВФ исходя не из того, нужны ли нам деньги в данный момент, а ориентируясь на то, куда хотим выйти через три года, и сможем ли мы туда попасть без МВФ, поддержки США, ЕС и других международных партнеров. Создать сильную и растущую экономику будет сложно без поддержки этих институций.
3 июня 2016 года состоялось подписание соглашения о предоставлении кредитных гарантий |
— По словам наших собеседников, на совещаниях Минфина говорилось, что нужно готовиться прожить осень без МВФ.
— Нет. Я не знаю, где вы об этом слышали. На совещаниях, которые я проводил, такой вопрос не поднимался.
— Вы не можете не просчитывать эти риски.
— Риски мы всегда просчитываем. Риски, связанные с недопоступлением денег от международных финансовых организаций, и с сужением доходной части бюджета.
Сотрудничество с МВФ — это задача не только 2016 года. Ведь МВФ не просто поддерживает нашу программу реформ. Каждый транш МВФ — это четкий сигнал для инвесторов, что изменения происходят, и что в Украину можно вкладывать деньги. А инвестиции — это основа для нашего роста.
— Вы говорите о стратегических целях. Сейчас же есть риск, что в бюджете образуется дыра на десятки миллиардов гривень, а вы не объясняете, как планируете ее перекрывать.
— В нынешних условиях любые риски никакими популярными мерами быть перекрыты не могут. Неполучение внешнего финансирования усугубляет ситуацию. Придется идти на чрезвычайно непопулярные решения, секвестр бюджета, другие меры.
У нас есть базовый сценарий: мы получаем транш МВФ и дальше двигаемся по программе.
"У НАС НЕТ ОСНОВАНИЙ ДЛЯ ПЕРЕСМОТРА ГОСБЮДЖЕТА"
— Минфин планировал пересматривать бюджет по итогам первого квартала, потом — по итогам второго. Почему этого не произошло, и когда в итоге планируете пересматривать?
— А что у нас такого произошло с начала года, чтобы мы пересматривали бюджет? Основания для пересмотра прописаны в Бюджетном кодексе: это более 15% недопоступлений. На данный момент формальных оснований для этого нет.
Изменение бюджета — это крайняя мера. До этого нужно исчерпать все возможные механизмы балансировки системы. Хорошо, что мы не пересмотрели бюджет. Пересмотрев бюджет, мы бы с большой вероятностью создадим новые риски. Кроме того, любые изменения в бюджет мы будем проговаривать с МВФ.
— Вы упомянули о том, что существуют риски невыполнения доходной части госбюджета, кроме возможных недопоступлений от МФО. В чем эти риски?
— Например, приватизация. Вы знаете, что за счет приватизации в 2016 году планировалось привлечь 17 млрд грн. В этом году мы получили от продажи мелких гособъектов 59 млн грн. Существует риск, что придется поставить напротив этой строки доходов ноль миллиардов гривень.
Провал продажи ОПЗ — очень негативный сигнал инвесторам. Это больше, чем не продать один объект. На фоне заявлений о намерении проводить приватизацию, упрощать ее процедуры мы споткнулись на первой же продаже.
— Почему так произошло?
—Чтобы хорошо провести приватизацию, нужно ее правильно начать. Мы ее плохо начали. Как вы знаете, ОПЗ остановился. Это пример того, насколько "эффективно" государство управляет своей собственностью. Естественно, остановка работы завода повлияет на интерес инвесторов.
У меня достаточно сдержанный прогноз относительно приватизации. В проект бюджета 2017 года мы опять закладываем цифру 17 млрд грн. Однако я готов изменить подход к приватизации. У меня есть свое видение, как ее нужно проводить. В первую очередь надо выделить самые ликвидные активы.
— Именно с этого и начался процесс приватизации. Был определен список таких госактивов и составлен план-график их продажи, но пока это ровным счетом ничего не дает.
— Назовите мне другой ликвидный госактив, кроме ОПЗ.
— "Центрэнерго".
— Согласен. Правда, его приватизация уже перенеслась на 2017 год. Что еще?
— Облэнерго планировали продавать.
— Спорный вопрос. Понимая, что там уже есть частные акционеры, очень сложно сказать, насколько это ликвидный и привлекательный для других инвесторов актив.
— В чем заключается ваше особое видение продажи госимущества?
— Нужно продавать так, чтобы купили, а не ради самого процесса. Вернемся к ОПЗ. Ведь было же очевидно, что для инвестора долг завода перед Group DF — это риск не только финансовый, но и репутационный.
Также есть вопрос цены. Спорили очень долго, правильная она или нет. Звучал такой аргумент: если поставить низкую цену, то потом нас укорят, что продали задешево. Но продавать ведь нужно по рыночной цене. В принципе, можно было начинать с балансовой стоимости, а конкуренция уже внесла бы свои коррективы.
Мы должны максимально упрощать процедуры приватизации. Чтобы перезапустить процесс, нам необходимо выделить самые привлекательные объекты, посмотреть на них глазами инвесторов, определить ключевые риски и максимально быстро их снять. Возможно, надо будет предоставить дополнительные гарантии того, что в конкретном сегменте система налогообложения будет стабильной.
— Как именно упрощать процедуры приватизации?
— Сейчас реализуется идея триажа, которую я инициировал еще несколько лет назад. Ее суть в том, чтобы рассортировать госпредприятия на три группы: объекты, подлежащие приватизации, те, которые нужно оставить в госсобственности, и те, которые следует ликвидировать.
Некоторые предприятия, которые мы хотим выставить на продажу, сейчас не корпоратизированы. Корпоратизация занимает очень много времени. Я сторонник решения, которое позволит максимально быстро это сделать. Сэкономить время поможет конвертация в ООО.
После этого последует передача этих объектов в ФГИ и их оценка.
— В фонде говорят, что ведомства не передают ему активы. Одна из причин — желание сохранить контроль над теневыми доходами.
— Получается, что те объекты, которые не очень интересны, фонд не хочет принимать, а те, которые интересны, ему не хотят передавать. Я бы этот процесс автоматизировал.
Мы должны подтверждать свой курс на приватизацию действиями. Я инициатор и сторонник идеи создания государственного холдинга, который будет управлять ключевыми госактивами. Подчеркиваю: их должно быть минимальное количество. Все остальные должны быть приватизированы. Считаю, что это правильное решение.
День назначения нового правительства, 14 апреля 2016 года. Фото УП |
— Идея с холдингом всегда упиралась в то, кто будет им управлять. Ни одна политическая сила добровольно не согласится отдать в управление самые крупные госактивы из разных отраслей в руки одного человека.
— Создание госхолдинга — рабочая модель, международный опыт это доказал. Государственные холдинги работают в Сингапуре, Норвегии, Малайзии, Казахстане, Франции. Подходить к этой модели "от человека, который будет управлять", в корне неправильно. На нее нужно смотреть как на эффективный механизм построения государственного бизнеса.
Модель управления следующая: набсовет из независимых директоров нанимает менеджмент холдинга. Это позволит минимизировать политическое влияние.
— Вернемся к бюджетным рискам. Кроме недопоступлений от приватизации, на какие еще доходы не стоит рассчитывать?
— Средства, которые мы планировали получить от спецконфискации. Это 7,7 млрд, которые мы уже не успеем получить в 2016 году. Верховная Рада так и не приняла законопроект, позволяющий взыскать в бюджет средства Януковича.
— Есть еще одна проблема: в результате "банкопада" формируется налоговая задолженность. Уже зафиксированы недопоступления в бюджет по налогу на прибыль от банковского сектора. Насколько серьезна эта проблема? Какова судьба этих долгов?
— Проблема есть. Цена проблемы по банковскому сектору — около 2,5 млрд грн недоплаченных долгов. Я поручил Роману Насирову предложить возможные варианты того, что мы можем сделать с этой задолженностью.
— При формировании бюджета-2016 Минфин рассчитывал на поступления от ренты на нефть по цене 60 долл за барр, тогда как на тот момент она уже стоила 40 долл за барр.
Также заложили поступления от ренты на добычу янтаря. Однако поскольку отрасль не удалось легализовать, эта строка доходов себя не оправдала, поступления мизерные.
Какая общая сумма недопоступлений по этим видам ренты?
— По ренте на газ — 4,4 млрд, нефть — около 4 млрд, янтарь — еще 1,5 млрд.
— По оценкам ГФС общая сумма бюджетных рисков по налоговым поступлениям — 25 млрд грн. Вместе с приватизацией и спецконфискацией разрыв увеличивается почти до 50 млрд грн. Вы видите источники, за счет которых можно хотя бы частично перекрыть весь этот потенциальный недобор?
— Ищем.
— Где?
— В доходной части. Следует повысить эффективность сборов.
"СХЕМЫ АВТОМАТАМИ НЕ УСТРАНИШЬ"
— Собеседники ЭП в ГФС говорят, что одним из компенсаторов рассматриваются непопулярные меры. Например, накопление переплат по налогу на прибыль.
— Я такие варианты не рассматриваю. Нужно не давить бизнес, а улучшить работу ГФС.
— Инструментарий компенсаторов у вас невелик. ГФС вот констатирует перевыполнение плана по НДС, например.
— Частично этого хватит. НДС нужно администрировать так, чтобы к этому процессу не было претензий. Поэтому мы предлагаем один реестр НДС вместо двух, которые существуют. Эта норма есть в законопроекте, над которым мы работали вместе с депутатами, бизнесом и экспертами.
Мы также рассчитываем на увеличение таможенных поступлений от импорта и акцизов.
— Пока поводы для претензий относительно администрирования НДС есть. Один из самых свежих — блокирование возмещения в июле.
Вы поручили ГФС проверить рисковые компании в аграрном секторе и устранить возможности для завышения сумм к возмещению. Вас уведомили о ходе проведенных проверок?
— Подробного отчета я еще не получал. В этом вопросе важны два момента. Первый — разобраться с тем, что произошло в 2016 году. Второе — сделать так, чтобы эта ситуация не повторилась в следующем. А она может повториться.
Учитывая, что в 2017 году не будет спецрежима, не исключаю, что будут попытки воспользоваться практикой 2016 года по оптимизации налоговых обязательств.
Первое, что я сделал, — поручил перекрыть такую возможность. Уроки 2016 года показали, что потом доказать что-то очень сложно. Я жду отчета по результатам проверок НДС.
— Когда ГФС должна его предоставить?
— До 1 сентября. Тогда, в июле, во время сбоев с возмещением, размер подлежащего возмещению НДС изменился. Изначально была заявлена цифра примерно 7 млрд грн, потом она была уменьшена до примерно 4 млрд грн. Определенное количество "рискового" НДС было убрано из системы.
На самом деле очень важно, чтобы проверками таких ситуаций занималась служба, независимая от ГФС.
— Что вы имеете в виду?
— Речь об экономических преступлениях против государства. Расследованием таковых должна заниматься Служба финансовых расследований. Если бы эта служба была создана, подобные преступления было бы очень сложно провернуть.
— Какой вы видите модель ее существования?
— Я вижу СФР в виде службы, которая объединяет функции по расследованию всех экономических преступлений против государства. Сейчас этим занимается СБУ, налоговая полиция, прокуратура. Все эти функции должны быть объединены в одном органе, в системе координации Министерства финансов.
Основная задача этого органа — минимизировать экономические преступления против государства и максимизировать компенсацию от нанесенного ущерба.
Главное — это не количество уголовных дел. Не нужна толпа автоматчиков и силовые методы. Важно расследовать схемы, предотвращать их и получать финансовую компенсацию в бюджет.
— Идеологом СФР был Владимир Хоменко, первый заместитель Игоря Билоуса, когда тот возглавлял ГФС. Тогда весь бизнес воспротивился идее создания СФР, объясняя это тем, что новое ведомство станет сильнейшим инструментом давления на бизнес. Вы выступаете с аналогичной инициативой?
— Во-первых, я занимаюсь этой реформой гораздо дольше, чем два года, и начал это делать задолго до законопроекта Хоменко. Во-вторых, когда Хоменко выносил этот проект на рассмотрение Кабинет министров (я тогда был представителем президента в Кабмине), я выступил категорически против создания СФР по предложенной модели.
Почему? Фактически тот законопроет сконцентрировал все силовые функции под крышей одного ведомства без изменения подходов к работе.
— И в чем же разница с вашей идеей?
— Какая сейчас модель работает? Налоговая милиция — это силовики с автоматами, которые оказывают давление. Это неправильно, так как СФР должна максимально заниматься аналитической работой, а не инициировать максимальное количество уголовных производств.
Схемы автоматами не устранишь. Против налоговой милиции выступают "схемотехники", часто они вовлекают в свои схемы представителей государства. Поэтому в СФР должны работать люди, которые понимают схемы уклонения от налогообложения, предотвращают их или останавливают.
— Вы говорите о том, чтобы укомплектовать СФР аналитиками. Где их искать в условиях кадрового голода в госслужбе?
— Нельзя создавать СФР из нынешних сотрудников фискальной службы. С учетом всех их связей и привычки работать по старинке, это может поставить реформу под угрозу.
Принцип подбора кадров может быть таким же, как у Национальной полиции. Конкурсный отбор руководителя и остальных сотрудников, адекватные зарплаты.
— Когда вы ожидаете появления СФР?
— Мы разработали проект закона. Создавать нужно быстро. Нужно восстанавливать доверие бизнеса. Ликвидация налоговой полиции — это ключевой момент. На проведение конкурсных процедур требуется время. Речь идет об осени.
"НУЖНО ОСЛАБИТЬ КОРРУПЦИОННЫЕ РИСКИ ГФС"
— Есть вероятность, что своими инициативами вы преследуете еще одну цель: максимально размыть полномочия Романа Насирова или главы ГФС, кем бы он ни был, по управлению фискальной службой.
Так, вы хотите подчинить налоговую милицию Минфину, создаете прослойку в виде Межрегиональной таможни, с помощью которой сможете управлять таможенным направлением, перебираете функции по администрированию базами данных.
Чем обусловлено такое перетягивание полномочий?
— Все прошлые модели СФР также предполагали ее создание под управлением Минфина. Я категорически против того, чтобы новая служба управлялась ГФС. Мою нынешнюю позицию определяет вовсе не то, что я сейчас министр.
— Почему вы против?
— Потому что основная задача СФР — не выполнять план по сборам, а предотвращать злоупотребления. Учитывая реальное положение дел в ГФС, зачастую злоупотребления происходят не без участия сотрудников фискальной службы.
Перечисленные вами инициативы направлены не на перетягивание полномочий, а на усиление контроля над ГФС.
— По вашим словам, ГФС полностью дискредитировала себя. Ранее депутаты инициировали отставку Насирова и его первого заместителя Сергея Билана, наводя конкретные факты нарушений. Почему вы не инициировали смену руководства госслужбы?
— Вы сейчас отталкиваетесь от личностей. Я же говорю о том, что ГФС необходимо реформировать системно. Нужно убрать моменты, которые создают конфликт интересов внутри структуры, создают предпосылки для коррупции.
Налоговая милиция в нынешнем виде скорее вредит ГФС, чем помогает.
— Но вы хотите вывести из ведения ГФС не только службу финансовых расследований, но и мобильные группы, Межрегиональную таможню. Если это не размытие полномочий главы ГФС, тогда что?
— Это усиление контроля. Я хочу, чтоб мобильные группы были максимально независимыми и показали свою эффективность. Их подчинение ГФС и нахождение внутри структуры ГФС создает риски, что они будут прикрывать друг друга.
Любые контролирующие органы нужно выводить из органа, который является объектом контроля. Мобильные группы по борьбе с контрабандой и Межрегиональная таможня — это инструменты контроля.
— Насиров говорит, что передача баз данных в Минфин противоречит рекомендациям МВФ. Также есть сомнения в том, сможет ли Минфин их администрировать.
— Для нас администрирование баз данных — это дополнительная нагрузка и ответственность, но я готов на это пойти. Если базы будут у нас, это снимет конфликт интересов, и ГФС не сможет ими манипулировать.
— В июле правительство назначило и. о. заместителя главы ГФС по таможенному направлению Мирослава Продана. Почему не была соблюдена процедура, не был оглашен конкурс, как того требует закон о госслужбе?
— В ближайшее время я буду инициировать проведение конкурса в соответствии с законом о госслужбе. До этого нужно будет ответить на вопрос зарплаты.
Если мы хотим привлечь серьезных специалистов, нужно понимать, что никто из них не приедет на существующий уровень зарплат, который не перекрывает коррупционные риски.
— Почему выбор пал на Продана? Потому что его рекомендовал премьер?
— Требовалось быстрое решение, чтобы запустить процесс внедрения наших инициатив на таможне. Это временное решение. Для меня cейчас важно назначить руководителя таможни в кратчайшие сроки по открытому конкурсу.
— Мы говорили с Мирославом Проданом. В качестве приоритетов своей работы он называет четыре пункта: запуск единого окна, мобильных групп, видеофиксацию таможенного досмотра и создание Межрегиональной таможни. Это все планы этой осени.
— Все перечисленные вами вещи должны заработать. Также он должен обеспечить запуск этих инициатив во всех регионах и обеспечить работу автоматического распределения деклараций без возможности манипулирования.
Следующий элемент контроля, который мы планируем внедрить, — это запуск мониторингового центра на таможне. Он позволит получать оперативную информацию о таможенных процедурах и результатах таможенных оформлений в регионах.
Есть еще один момент. Мы говорим о таможне, но важно, чтобы и работа налоговой была эффективной. Доходы таможни составляют значительную долю доходов ГФС. У нас основной доход генерируют внешнеэкономические операции. Это означает, что что-то со сбором налогов не так. Нужно устранять эту диспропорцию.
— Вы не опасаетесь, что создание множества контролеров, которые должны буду надзирать за ГФС, приведет к дублированию полномочий? В госслужбе также есть профильные департаменты по борьбе с контрабандой и коррупцией.
— Вопрос в том, эффективно ли эти департаменты работают. Во-первых, множества не будет. Во-вторых, необходимо ослабить коррупционные риски ГФС. Это уменьшит сопротивление со стороны ГФС относительно ее реформирования.
— Вы чувствуете сопротивление своим инициативам?
— На словах не очень сильное. На практике... Есть понимание, что я настроен достаточно решительно.
Как я уже говорил, реформу ГФС ускорит устранение конфликтов интересов. Нужно убрать возможности для схем не только для бизнеса, но и для ГФС, которая нередко в них учавствует.
"Я НЕ СОГЛАШУСЬ НА НЕРЕАЛИСТИЧНЫЙ БЮДЖЕТ"
— Минфин рассчитывает бюджет-2017 на основе оптимистичного макроэкономического сценария, показатели которого близки к прогнозам МВФ. Он предполагает быстрое реформирование экономики при поддержке международного сообщества. В чем вы видите предпосылки для реализации этого сценария?
— Во-первых, мы закладывали реалистичный сценарий, который базируется на том, что мы продолжаем наше сотрудничество с МФО. Я не понимаю, почему я должен закладывать пессимистичный сценарий.
Бюджет рассчитывается исходя из того, что в 2017 году мы ускоряем темп реформ. С каждым министром мы обсуждаем их проведение. Более того, мы меняем сам подход к формированию бюджета: мы финансируем только те сферы, которые реформируются или будут реформироваться.
— Какие доходы и расходы госбюджета-2017 вы прогнозируете?
— По сведенному бюджету: доходы общего фонда — 785,5 млрд грн, расходы — 851,6 млрд грн.
— Традиционно бюджетный процесс сопровождается "хотелками". Всегда есть бюджетные запросы или пожелания от распорядителей и депутатов по расходам, которые превышают реалистичные возможности бюджета. О каком их объеме идет речь?
— Около 400 млрд грн.
Фото minfin.gov.ua |
— Есть шансы, что что-то из этого будет профинансировано?
— Пока мы держим круговую оборону.
— По моей информации, ваши оценки доходов госбюджета не совпадают с прогнозами Насирова. У вас есть разногласия с ним касательно прогнозов доходной части бюджета?
— У нас были незначительные разногласия с Насировым. Очень сложно найти компромисс. Методологии, которые мы используем в своих расчетах, отличаются. ГФС подходит к этому "снизу вверх", она отталкивается от показателей конкретных компаний и экстраполирует их на будущий год.
Мы используем методики, ориентированные на макроэкономический прогноз.
— По нашей же информации, цена разногласий в целом по сборам, которые администрирует ГФС, — около 40 млрд грн.
— ГФС всегда занижает прогноз. Чтобы устранить разногласия, мы обсудили расчеты с независимыми экспертами.
— Пока из изменений налоговых ставок вы планируете только индексацию акцизов. Вы допускаете повышение ставок других налогов?
— Нет. Наоборот. Даже учитывая, что бюджет на 2017 год будет очень сдержанным, и нам нужно экономить, мы предлагаем максимально возможные меры по поддержке бизнеса. Речь в первую очередь о мелком бизнесе. Мы предлагаем ввести налоговые каникулы на пять лет для компаний с оборотом до 3 млн грн.
— Какие трансформации ждут Пенсионный фонд? По моей информации, вы ожидаете, что расходы бюджета на ПФ составят 154,6 млрд грн. По расчетам Минсоцполитики, объем поддержки из госбюджета должен составить 184,7 млрд грн.
— Мы обсудили этот вопрос с Министерством социальной политики и сошлись на нашей цифре. Мы плотно работаем с Андреем Ревой (глава Минсоцполитики. — ЭП), и у нас во многом есть взаимопонимание.
— Во время последнего визита миссии МВФ в Украину, кредитор говорил о необходимости искать механизмы для сокращения объемов дотаций ПФ из госбюджета. Даже с тем, что сошлись на вашей цифре, все равно в 2017 году объем перечислений в Пенсионный фонд увеличивается.
— Это небольшой рост. Мы будем согласовывать параметры бюджета-2017 с МВФ и искать возможности для увеличения собственных доходов ПФ.
— Среди подходов к формированию бюджета-2017 обсуждается передача дополнительных расходов местным бюджетам. Логика такова: регионы показывают профицит, поэтому их нужно максимально загрузить обязательствами по расходам. Так?
— Если это реалистичный бюджет, он должен быть реалистичным для всех. Все наши действия и предложения имеют определенную логику.
Например, одна из наших идей — передать функции по оплате коммунальных услуг и энергоносителей в коммунальных учреждениях сферы здравоохранения. Разве правильно, что мы из центра этим занимаемся? Им же понятней, как это делать!
Местные власти должны быть заинтересованы в уменьшении затрат на отопление, введении мер энергоэффективности.
— Проблема в том, что вы не передаете им ресурс.
— Логика в том, что в рамках децентрализации мы уже передали на места серьезный финансовый ресурс. Концентрация средств в системе госфинансов изменилась: в регионах стало больше, в центре меньше.
Считаю, что при передаче финансового ресурса два года назад баланс был рассчитан неправильно. Получился перекос: местные бюджеты показывают значительный профицит, тогда как госбюджет, например, постоянно вынужден решать, за счет чего платить пенсии или финансировать закон о госслужбе.
Только по результатам семи месяцев 2016 года поступления в местные бюджеты выросли на 148,4% по сравнению с аналогичным периодом 2015 года. Чем больше мы передадим полномочий на места, тем лучше. Да, на это потребуется время, но мы еще не завершили децентрализацию, это очевидно.
Сейчас мы смотрим на местные бюджеты не как на источники финансирования того, что нам не хочется финансировать из госбюджета. Мы рассматриваем их как возможность сбалансировать систему госфинансов и увеличить полномочия на местах.
— Минфин настроен на сокращение неэффективных статей расходов будущего бюджета. Что это за статьи?
— Это в первую очередь сферы, которые больше всего нуждаются в реформировании: здравоохранение, образование и наука. Вопрос не в том, что на эти сферы выделяется мало денег, просто они неэффективно и непрозрачно расходуются.
Например, площадь всех медицинских учреждений в Украине сопоставима с площадью Эстонии! Всю эту территорию и помещения должно содержать и отапливать государство. Сколько при этом вы знаете хороших и обустроенных современным оборудованием больниц? Мы должны финансировать не пустые и зачастую разваливающиеся здания, а качественные медицинские услуги.
Еще один пример — образование. По данным ОЭСР, Украина тратит на образование больше денег в проценте от ВВП, чем Германия, Франция, Италия, Япония, Канада и Польша. И качество образования у нас намного ниже, чем в этих странах. При этом мы слышим предложения увеличивать финансирование и госзаказ на высшее образование.
Все это говорит о том, что нам нужно перестать "размазывать" огромное финансирование тонким слоем, а начать улучшать качество.
— У вас нет поддержки правительства. Проявляется это в том, что Кабмин принимает решения вопреки позиции Министерства финансов.
Например, правительство не согласилось с вашими доводами о том, что не стоит увеличивать госзаказ в сфере образования на 12,3%.
— Моя задача, чтобы все решения были обеспечены ресурсом, и он расходовался эффективно. Даже если это не совпадает с мнением других членов Кабинета министров, у меня часто есть возможность настоять на своем позже.
И когда я говорю, что на определенные вещи денег нет, то это не потому, что "а Баба Яга против", а потому, что денег действительно нет. Мы попросту не сможем провести соответствующие расходы.
На протяжении бюджетного периода бывает определенный этап люфта, когда мы можем себе позволить дополнительные расходы. Сейчас эти возможности уже исчерпаны.
— Финансирование дорог — еще один спорный вопрос. В 2015 году Минфин был против создания дорожного фонда. Сейчас Минфин изменил свое мнение или же дорожный фонд будет создан только потому, что на этом настаивает премьер вопреки вашему видению?
— Да, это было политическое решение, но я не вижу большой проблемы для бюджета в создании дорожного фонда. Фонд ограничивает наши возможности по распоряжению средствами, и это означает, что любое несовершенство бюджета 2017 года будет сложнее исправить.
Пока мы закладываем финансирование на уровне 2016 года — около 14 млрд грн. Попробуем, источником наполнения фонда может быть не только бюджет, но и деньги международных доноров. Строить дороги исключительно за счет государства — это в корне неправильно!
Фото minfin.gov.ua |
— В процессе оптимизации расходов вы предлагаете ряд резких социальных мер. Например, отмену стипендий для отдельных категорий студентов. Эта идея была негативно воспринята обществом. Не опасаетесь социальных взрывов?
— Сейчас государство полностью оплачивает обучение студентов на протяжении минимум четырех лет и при этом выплачивает им стипендию. В Украине 82% выпускников школ поступают в вузы. В Европе — в среднем 30%.
Подходы к стипендиям тоже отличаются: в Европе стипендии платятся не всем, как у нас, а только малообеспеченным или за особые академические заслуги. При этом качество жизни и научные достижения в Европе намного выше, чем у нас.
В Украине реальную пользу от высшего образование имеет возможность получить около 30% выпускников. Остальные остаются недовольными, потому что получили высшее образование и потом не могут найти соответствующую работу.
К тому же студенты получают низкое качество образования. Для всей этой молодежи нужны качественные преподаватели, а они всегда в дефиците. Их необходимо привлекать адекватными зарплатами.
В итоге мы получаем недовольную профессуру, недовольных граждан и неэффективное использование госсредств. Молодые люди, которые чего-то достигают, зачастую уезжают за рубеж — работать или учиться.
— Перед бывшим министром финансов Натальей Яресько также стоял выбор непопулярных социальных решений. В 2015 году она столкнулась с отсутствием политической воли по их принятию и оказалась в очень сложной ситуации.
— А что она получила?
— Нереалистичный бюджет.
— Вот.
— В виду перспективы парламенстких выборов весной вы рискуете оказаться в такой же ситуации. Что вы будете делать, если власть по политическим причинам продолжит курс "хотим всем нравиться"?
— Нельзя этого делать. В 2015 году мы получили нереалистичный бюджет, который сейчас бьет по всей стране. Мы хотим пойти на второй круг? Будет еще хуже.
Что меня волнует в бюджетном процессе на 2017 год? Я готов быть инициатором многих непопулярных решений. Я готов идти на эти риски, но я не соглашусь на нереалистичный бюджет.
Нельзя принять непопулярное решение и на этом остановиться. Параллельно нужно создавать условия для развития бизнеса. Если люди теряют работу в одном месте, они должны находить ее в другом. Просто на одном сокращении затрат мы далеко не уйдем.