Инвестиционная привлекательность: тот самый Мюнхгаузен

Сказки о приключениях барона Мюнхгаузена известны многим.

Синдром Мюнхгаузена — объект внимания психиатров, а "делегированный" синдром часто попадает в поле зрение судебных экспертов и патологоанатомов.

Одно из его проявлений — ситуация, когда родители заставляют ребенка болеть для получения некоторой выгоды. Или, что чаще, для избегания забот, как в случае СВДС — синдрома внезапной детской смерти, обычно — от удушения.

Идея, что причинение себе вреда может преследовать выгоду, натыкается на сопротивление. Это позволило китайцам внести ее в перечень классических стратагем, поступить на вооружение призывникам и политически активным персонам. "Белый" военный билет и справка о невменяемости — популярные защитные инвестиции и немногие действительно ценные бумаги в Украине.

Возможна ли аналогия в еще более широком масштабе? Не бывает ли случаев, когда причинение вреда себе и зависимым от тебя лицам осуществляется в масштабах целой страны, государства, экономики?

Через три дня после того, как наша команда выехала из отеля в Гонконге, в нем объявили карантин. Очередной грипп, кажется, свиной.

Громкого вздоха облегчения не было. К тому времени мы уже знали от местных, что подобные эпидемии — привычное явление. Случается, когда и без того драгоценная гонконгская недвижимость показывает новые рекорды роста. Эпидемия на несколько недель обваливает цены, и смельчаки могут скупиться.

Нельзя никого подозревать — просто такое совпадение. В мировой истории это не редкость. Все прошло нормально: заблокированные постояльцы пару недель жили бесплатно, неплохо питались, пользовались открытым бассейном на 41-м этаже, подсчитывали командировочные.

Или вот на днях в Иране ждали революцию и новую арабскую весну. Шикали на тех, кто говорил о большом количестве желающих войти со своими инвестициями в экономику, открывающуюся после длительного периода санкций.

Новости в мировых СМИ о массовых протестах — формальное основание для риск-менеджмента крупных институциональных инвесторов запретить вход. А пока они будут топтаться в нерешительности, менее щепетильные спекулянты войдут и перепродадут потом активы с наценкой тем, кто верит новостям.

Можно предположить, что состояние "инвестиционной привлекательности" не такое уж однозначное благо, оно подвержено манипуляциям, провокациям и насилию, требует критического отношения и контроля. Так и есть.

Развитые государства внимательно относятся к капиталам, желающим влиться в их экономику. Дело не в возможном нечистом их происхождении. Проверки на оное скорее формальный ритуал, отсекающий совсем уж отмороженных.

Сильное государство понимает ценность своих услуг по защите инвестиций, не стесняется брать за них справедливую цену. Великобритания попросит подтвердить свою лояльность покупкой футбольной команды или газеты.

Германия направит ваши капиталы на стройки народного хозяйства в депрессивных районах бывшей ГДР и отправит подальше умников, считающих, что прибыльность — ключ к любой двери.

Это для сильных государств, а что в Украине? Критичное отношение к иностранным инвестициям в официальной риторике отсутствует. Наоборот: упование на иностранные инвестиции — молитва всех украинских режимов.

Молитве этой вторит хор неравнодушных бизнесменов, аналитиков и просто политиков, рассказывающих о вопиющих фактах и кошмарных случаях иностранного инвестирования в Украине.

Как аксиома преподносится тезис, что изменить ситуацию в экономике может только приход иностранных инвесторов с деньгами, технологиями и уютной организацией офисного труда. Однако у нас война, продажные суды и коррупция, поэтому они не идут, боятся. Деньги любят тишину. Вот поборем это все до основания, и затем, а пока посмотрите на наши рейтинги и ужаснитесь.

Симптомы упомянутого синдрома налицо, но для оформления подозрения требуется мотив. Есть ли причины, по которым определенные силы в Украине могут системно понижать ее инвестиционную привлекательность, отпугивать иностранные инвестиции, сознательно душить национальную экономику?

Безусловно. Процесс идет десятилетиями. При различных, казалось бы, режимах, таких причин — целый комплекс. Рассмотрим только одну, главную. Что в Украине олигархическое государство и клановая экономика — это уже клише. Но олигархи есть везде, это даже объяснили специальным "железным законом олигархии".

Транснациональные компании ничуть не более пушистые, чем местечковые украинские, а по клановости экономики почитаемый в Украине Сингапур ее опережает. Впрочем, это не мешает ему занимать высокие позиции в рейтингах инвестиционной привлекательности. Так в чем же разница?

Разница в том, что правящая постсоветская элита в какой-то момент встала перед выбором, стоит ли развивать рыночные институты, если бывшая государственная собственность уже поделена и оформлена на ответственных людей.

Дальнейшее существование фондовых рынков, бирж и прочих инвестиционных механизмов стало угрозой нового передела, прихода чужаков и утраты власти.

Может, достаточно имитировать существование этих институтов, чтобы не обвиняли в измене демократическим ценностям, а чужаков — иностранных инвесторов — отпугивать страшными историями? Решение очевидно.

Так же очевидно, что такой подход не рассчитан на длительную перспективу. Доставшегося после распада СССР имущества должно было хватить, чтобы в комфорте дожить самим и пристроить детей в западную цивилизацию не с пустыми руками. Теперь этот благодатный период подошел к концу.

Приходится применять все более сомнительные и деструктивные методы. Утверждать рано, но над некоторыми фактами задуматься не помешает.

Что означает использование при реструктуризации внешнего долга Украины Value Recovery Instrument — "экспериментального" финансового "препарата", повышающего выплаты по внешнему долгу при росте экономики, едва отличимом от стагнации — более 3%, то есть делающего его невыгодным?

Или странная "война на Донбассе", которой привычно аргументируют экономические сложности. И множество других фактов украинского настоящего, в таком ракурсе теряющих привкус политической шизофрении и демонстрирующих незамутненный кладбищенский рационализм.

Тут и идеологическая конфронтация с западными соседями и союзниками — Польшей и Венгрией, свежие унижения и обзывания "офшором" Эстонии.

Сил для продолжения удушения экономического роста у паллиативного госаппарата осталось мало, времени — еще меньше. Как и терпения у международного сообщества, недовольного перспективой существования "черной дыры" и "пороховой бочки" в центре Европы.

Строительство репрессивной антикоррупционной машины заканчивается. Ничего хорошего "элите" это не обещает, потому наталкивается на сопротивление. Да и олигархи уже не те. Природа бизнеса требует сосредоточиться на рынках и активах, а не на выполнении функций государственных институтов.

Того же требуют иностранные государства, к услугам которых по защите бизнеса вынуждены прибегать украинские ФПГ. Теперь главным вопросом становится реакция украинского общества. Удастся ли ему рассеять морок, нагнетаемый десятилетиями? Сомнений нет — удастся.