Бізнес-партнер власника "АТБ" Олександр Настенко: В 1995-му ми заробляли 30 тисяч доларів в день чистими на трьох

Имя Александра Настенко СМИ стали чаще упоминать в первый год президентства Петра Порошенко, когда структуры бизнесмена начали оформлять на себя лицензии на добычу углеводородов и редкоземельных металлов.

У людей с опытом этот процесс вызвал ностальгию по временам Виктора Януковича, при котором близкая его окружению компания "Голден деррик" получала специальные разрешения пачками.

В случае с бизнесом Настенко все выглядело так, будто его развитие в геометрической прогрессии обеспечил влиятельный земляк героя интервью Арсен Аваков. Логика этих предположений строилась просто: Александр Настенко – давний знакомый Игоря Котвицкого, который является "правой рукой" Авакова.

Однако "милицейская" версия стала рассеиваться год назад, когда мажоритарным собственником многочисленных структур Настенко начал становиться основатель крупнейшей торговой сети Украины АТБ Геннадий Буткевич. Во всех случаях Буткевич легализовался после получения лицензий компаниями Настенко.

Такая последовательность вызывала ощущение, будто хозяин АТБ не хотел быть впутанным в скандалы, ведь многие компании, которые теперь являются его собственностью, получили лицензии на внеконкурсной основе.

Настенко такую логику опровергает. С его слов, отложенное официальное вхождение Буткевича в их проекты связано с желанием избежать препятствий со стороны чиновников, которые возникли бы, легализуйся Буткевич сразу.

Какой бы ни была реальная причина избранной стратегии, сложившегося факта она не изменит: сейчас Буткевич и Настенко совместно владеют дюжиной компаний, на которые зарегистрированы два десятка месторождений.

Империя продолжает расти: буквально во время интервью, 22 мая, одна из компаний тандема – "Руд инвестиум" – купила месторождение молибденовых руд.

Что делать с такой мощной сырьевой базой? По данным источников ЭП, партнеры чаще всего говорят об этом в загородном конном клубе Буткевича в Лесниках Киевской области. Хотя эти переговоры конфиденциальны, их контекст очевиден: лицензионные площади требуют умопомрачительных инвестиций в разработку, которые украинские бизнесмены рассчитывают найти за рубежом.

Далее – об этих планах, сходках 1990-х годов, отношениях с Котвицким и бизнесмене, познакомившем Настенко с Буткевичем.

"К нам приехали на разговор донецкие ребята, пятьдесят легковых автомобилей. Для встречи нам понадобился стадион"

— В вашей официальной биографии написано, что в конце 1999 года вы стали чемпионом Украины по шоссейно-кольцевым мотогонкам. Примерно в то же время у вас было фермерское хозяйство "Настенко Николай Михайлович". Как пересекаются мотогонщик и аграрий?

— Это было в разное время. Фермерское хозяйство было в 1994 году.

— В 1994 году вам было 23 года. Как человеку в таком возрасте основать свое фермерское хозяйство?

— Я вырос в Харькове, на Салтовке. Из окон моего дома был виден колхоз. Это была почти черта города. Половину детства я провел там. Когда мне было 12 лет, мои родители уехали в Индию на работу (у меня отец инженер-строитель), а когда вернулись, мне было почти 16 лет, но я уже был полностью взрослым человеком. Годы без родителей в таком возрасте дают определенные навыки.

После школы поступил в институт. Институт тоже посещал редко, но я его закончил. Потом произошел распад Союза и начались кооперативы.

— Как у вас появилось фермерское хозяйство?

— Учась в институте, устроился работать в страховую компанию. Моя задача была мониторить платежеспособность человека, который берет кредит. Стоит его страховать или нет. Таким образом приобретались какие-то знакомства.

Так я познакомился с одним парнем, который торговал бензином, у него в Киеве была компания "Кальмиус". Я занялся бартером, параллельно мы с ребятами организовали строительный кооператив, который выполнял работы в совхозах. С нами рассчитывались зерном, сахаром. Так фермерское хозяйство и появилось.

— В конце 1990 годов у вас были охотнические компании "Арли" и  "Пархомовское". Это уже атрибуты богатой жизни.

— У нас тогда были большие деньги. В 1995 году мы зарабатывали 30 тыс долл в день чистыми на троих. Нас было три партнера.

— Расскажите о ваших бизнес-партнерах.

— Их фамилии ни о чем вам не скажут. Один из них уже умер. Он, как и я, был спортсменом. Неизвестная в стране личность. Второй, к сожалению, тоже не добился больших успехов.

— Какой самый интересный случай можете вспомнить из 1990-х годов?

— К нам приехали на разговор донецкие ребята. Удивительно было не то, что они приехали, а то, как они приехали. Приехало пятьдесят легковых автомобилей. Для встречи нам понадобился стадион. В Харькове есть заброшенный стадион "Серп и молот" на Московском проспекте, и мы с ними встретились на футбольном поле.

Разговор был недолгим, где-то минут 15-20, но это была киношная картинка.

— Это была классическая сходка 1990-х?

— Произошло недопонимание. Они думали, что мы их вытесняем с города. Это было связано с бартерами. Их бизнесмен работал в Харькове и рассказал им, что все их неудачи связаны со мной и с моей, как ему показалось, агрессивной политикой, которая в то время велась. Тогда мы встретились и объяснялись.

— Какого бизнесмена они представляли?

— Он очень известный человек в нашей стране. Я не хочу его называть.

— Какие активы можно назвать основными в вашем бизнесе в 2000-х годах?

— Нужно сказать, что в 1996 году у меня произошел крутой поворот в жизни. Я считаю его большим тормозом. У нас у всех есть такая постсоветская травма – синдром эмигранта. Когда люди зарабатывают какое-то количество денег, они хотят поменять место жительства. Нам всегда кажется, что где-то там лучше.

Поэтому я уехал на Кипр. Как мне тогда казалось – навсегда. Я купил там землю, начал строить дом, но, пожив там восемь или девять месяцев, сказал: "Лучше в тюрьме, чем на Кипре". Там просто нечего делать. Наверное, это неплохая страна на пенсию, но не с тем ритмом жизни, который тогда у меня был.

— И вы вернулись.

— Я не просто вернулся. Я оттуда сбежал. Для людей, с которыми я там общался, было шоком, как я могу такой крутой поворот в жизни совершить за одну секунду. Утром я с ними пил кофе на Макарио авеню, а через два часа купил билеты "Аэрофлота", заказал контейнер. На следующий день вещи погрузили и я уехал.

Когда вернулся, я сделал первую в Украине сеть мотосалонов. Называлась Speed World. Этот бизнес приносил хорошие деньги и очень большой актив в виде знакомств. В то время все народные депутаты, прокуроры болели этим. Я знал всех. В любом городе мог решить любой вопрос, который у меня возникал.

— Если говорить о классическом бизнесе, то какие ваши предприятия в середине 2000-х были основными?

— Харьковский канатный завод. У меня про него есть интересная история. Мне этот завод подарили. У меня есть сосед Владимир Чумак. Мы с ним встретились во дворе, а у него суд должен был быть на днях по банкротству этого завода.

Он мне говорит: "Тебе не нужен завод канатный?". В то время я не особо занят был. Думаю, чего не попробовать, не взять и не позаниматься.

Я пришел на завод, когда на нем было огромное количество долгов. У нас появилась идея возобновить работу завода по профилю.

Поняв, что коноплю и лен никто уже не выращивает, мы купили завод по производству льна и конопли в Городне. Таким образом, мы делали вертикально-интегрированную цепочку, которая сама покупала семечку, сама занималась выращиванием конопли и льна и сама производила канатную продукцию.

У нас все работало. Дело в том, что натуральные канаты – антистатические, их используют нефтяники и железнодорожники в агрессивных средах. Мы являлись монополистами, за счет чего и выживали. Плюс к этому, мы делали конопляное масло. Я очень сильно увлекался этим заводом, семь лет жизни посвятил ему.

Однако бизнес не пошел. Тот спрос, который имела наша страна на натуральные канаты, был заменен полипропиленовыми канатами из Китая. Мы только в этом году закрылись. Месяца три как перестали работать.

 "Зачем вы приехали писать интервью ко мне, если вы считаете, что я фунт?"

— Вы говорили, что занимались строительством. Были ли у вас торговые центры или крупные жилые комплексы?

— Мы строили в основном промышленные объекты: цеха, заводы, колхозы. Потом, в 2008 году, жизнь свела меня с Ярославским Александром Владиленовичем. Мы очень большой объем работ выполнили по подготовке к "Евро-2012": стадион "Металлист", аэропорт "Харьков", гостиница.

Он был заказчиком, а мы были подрядчиками. Я очень хорошего о нем мнения. Он умеет зарабатывать сам и дает возможность зарабатывать другим.

— Вы долго были региональным бизнесменом, а с 2014 года вдруг вышли на национальный уровень. Ваши компании стали получать много лицензий на добычу нефти, газа и редкоземельных металлов. Как это случилось?

— Я готов рассказать эту историю от "А" до "Я".

Я всю жизнь хотел заниматься тем, что мне интересно. Мы как-то сидели в бане с ребятами из мотоклуба и я говорю им: "Поехали в Непал на мотоциклах, проедемся от Катманду до королевства Мустанга".

Будучи в Непале, я хотел понять, есть ли все-таки Шамбала. После того как вернулся, я всем ответственно заявил, что это сказка, а через полгода ощутил какие-то изменения на физическом уровне. По факту изменилась вся моя жизнь. После Непала я начал интересоваться предметом "геология" как таковым.

— Вы пересмотрели жизнь и заодно бизнес?

— Я начал видеть очевидные вещи, на которые раньше особого внимания не обращал. Я начал работать над собой, чтобы получать удовольствие ежедневно.

Раньше такого не было. У меня всегда был бег куда-то. Мне не хватало только какого-то любимого дела, которое я сейчас приобрел. Это произошло, когда Роман Дружбин убедил меня заняться нефтегазовым бизнесом.

— Как вы познакомились с Дружбиным?

— Он мой давний приятель. У меня тетя в Полтаве живет, а Роман просто ее сосед, мы как-то на даче с ним познакомились. Он сам с Полтавы, и через него сейчас нас пресса ассоциирует с министром внутренних дел Аваковым. Так вот. Роман потом стал моим партнером в нефтяном бизнесе.

— То есть вы съездили в Непал, ощутили необходимость изменений и решили заняться добычей нефти, газа и редкоземельных металлов?

— Не так. Это я вам рассказал о внутреннем состоянии. Что касается бизнеса, то одна из моих компаний стоила один из магазинов АТБ. Строили мы его вместе с Виталием Якименко (харьковский бизнесмен, системный подрядчик группы АТБ, для которой построил около 40 магазинов. – ЭП).

Якименко является моим хорошим другом. Мы начали думать, как можно развивать Украину в геологическом плане. С этих идей все и началось. Якименко был знаком с Буткевичем. Как-то мы общались втроем. Я рассказал, что есть интересная тема – геология. Мы долго искали себе партнеров для этого бизнеса.

Судьба распорядилась очень благосклонно, что мы познакомились с Геннадием Владиславовичем в 2014 году. Он долго присматривался к нам, но зажегся этой идеей. Скажу одно: о таких партнерах как Буткевич можно только мечтать.

— Я насчитал минимум одиннадцать компаний, владеющих лицензиями на добычу редких металлов, и около шести нефтегазовых компаний, которыми вы владеете совместно с Буткевичем. Сколько их на самом деле?

— Их больше, но плюс-минус вы не ошиблись.

— В 2014 году вы только знакомитесь с Буткевичем, а уже через несколько лет начинаете лавинообразно развивать бизнес. Как такое возможно?

— Мы ценим время. Я это так называю. Жизнь коротка.

— Вопрос в другом: вы около 20 лет были небольшим региональным бизнесменом, а с 2014 года стали полноценным латифундистом, у которого в партнерстве с Геннадием Буткевичем несколько десятков месторождений.  Каким образом вы за короткое время смогли кратно увеличить свой бизнес?

— Мне кажется, в вашем вопросе вы уже мне намекаете на какой-то ответ. Другими словами, вы меня спрашиваете: сыграл ли Геннадий Владиславович Буткевич в моей личной жизни какую-то большую роль? Я отвечу: "Да, сыграл". В этом бизнесе он мажоритарный, а я миноритарный акционер.

— Украина – это страна, где твой бизнес резко растет только при наличии административного ресурса. Есть немало примеров, когда бизнесмены резко росли, а потом выяснялось, что они росли, потому что "фронтировали" какого-то большого чиновника.

— Тогда у меня есть к вам естественный вопрос: зачем вы приехали писать интервью ко мне, если вы считаете, что я фунт?

— Я так не сказал.

— Давайте я закончу. Вы говорите, что есть кто-то, и я каким-то образом и за счет этого ресурса строю бизнес. И все так складно получается. Что это заслуга где-то кого-то, а я просто как номинальное лицо тут. Правильно?

— Вы лицо, которое глубоко разбирается в предмете и за счет этого имеет миноритарную долю в проектах. Вы тот, кто делает операционную работу, но при этом есть старший партнер, роль которого имеет определяющее значение в росте вашего с ним бизнеса.

— У нас нет такого, чтобы Буткевич давал добро или подключал какой-то ресурс. Вы не представляете, сколько времени мы с ним проводим в дискуссиях. Он в курсе всех событий. Он болеет этим точно так же, как этим болею я. Он действительно хочет сделать что-то значимое для страны.

— То есть никакой админресурс для развития бизнеса не задействуется.

— Я извиняюсь, но теперь я скажу, как думаю: вы где-то в януковичских или порошенковских временах подзастряли. В нашем совместном бизнесе есть только три партнера: Геннадий Владиславович Буткевич – мажоритарный акционер, Виталий Якименко и я – миноритарные акционеры.

— Буткевич – мажоритарный партнер во всех ваших совместных проектах?

— Не во всех, в пяти-шести проектах (из примерно 20. – ЭП) мажоритариями выступаем я и Виталий Якименко.

"Я никогда не имел с Котвицким бизнеса. У нас чисто дружеские отношения".

— Является ли вашим партнером Игорь Котвицкий? Когда вы с ним познакомились?

— Котвицкий, как и я, харьковчанин. Я знаю его с 1993 года.

— Он тогда работал на очень посредственной должности.

— Мы все были такие.

— Нет, вы тогда уже работали на себя.

— Я всегда работал на себя. Если вы думаете, что я сейчас на кого-то работаю, то вы ошибаетесь. Я никогда не имел с Котвицким бизнеса. Ни одного доллара, гривни или другой валюты с ним не зарабатывал, кроме как поздравлять друг друга с днем рождения или с Новым годом. У нас чисто дружеские отношения.

— Пресса связывает вас с Котвицким, а через Котвицкого – с Аваковым, в том числе – через Александра Павлюченко, которого называют "Саша Браслет". Эта связь строится на том, что, с одной стороны, Павлюченко был официальным бизнес-партнером упомянутого вами Романа Дружбина, а с другой стороны – официальным помощником Котвицкого.

— Я с Павлюченко познакомился случайно в "Премьер паласе". Говорю ему: "Нас журналисты объединили бизнесами, а мы даже не знаем друг друга. Давай хоть познакомимся". Я его видел в жизни два раза. Никогда ничего общего не было.

А Рома Дружбин живет с Павлюченко в одном доме, в одном подъезде в Полтаве. Когда-то они создали какую-то компанию, что-то хотели делать.

— Прокомментируйте то, что вас называют "Саша Харьковский".

— Совершенно глупая какая-то история.

— Это связано с прошлой жизнью из 1990-х?

— Нет. Вот вы приезжаете куда-то на мероприятие, потом уезжаете, а там говорят: "А кто там был?"."Та был Саша". "Какой Саша?". "Ну, харьковский".

— Во все ваши совместные проекты Буткевич входил как официальный партнер после получения лицензий. Связано ли это с тем, что процедура их оформления на внеконкурсных условиях нехорошо отражается на имидже?

— Ситуация обстоит совсем по-другому. Когда чиновники видят, что в компании есть Геннадий Владиславович, у нас со всех сторон начинаются преграды, а когда люди его не видят, то мы не вызываем изжогу.

— То есть мелкому бизнесмену легче получить лицензию?

— 100%.

— Давайте поговорим об особенностях получения вашими компаниями лицензий. Многие из них оформлены на внеконкурсной основе. Например, по такому принципу несколько лицензий на добычу урана получила АЭСУ.

В качестве причины для внеконкурсной выдачи было наличие у АЭСУ прав собственности на расположенные на месторождениях так называемых целостных имущественных комплексов. Что это за комплексы?

— В законодательстве не было четко прописано, что такое целостный имущественный комплекс. Буровые станки – тоже целостный имущественный комплекс. Это инструмент твоей работы на лицензионной территории.

— То есть в случае с получением урановых месторождений речь шла о том, что роль целостных имущественных комплексов играли буровые станки?

— Совершенно верно. По этому поводу было несколько уголовных дел, но все они закончились ничем. Был соответствующий научно-технический совет "Кировгеологии". Есть заключение специалистов, что у нас действительно на тот момент на урановых месторождениях были имущественные комплексы.

— Сколько примерно стоит буровой станок?

— В урановые месторождения мы вложили около 10 млн долл.

— Мы говорим про стадию до получения лицензии.

— Это значимая сумма. Я не могу вам точно сказать. Это деньги. Большие.

— Вашим компаниям принадлежат десятки лицензий, каждая из которых требует больших инвестиций. Правильно ли понимать, что вы планируете их разрабатывать за счет вашего мажоритарного партнера Буткевича?

— Нет, мы не планируем пользоваться резервами мажоритария. Мы планируем выходить на мировой рынок и привлекать иностранные инвестиции.

С этой целью планируем открыть компанию в Канаде. Там она попадет в категорию Junior и проведет качественную разведку своей лицензионной территории, защитит запасы и предложит способ технологии отработки. На том этапе наша компания может заинтересовать какую-то крупную компанию.

— То есть речь идет о привлечении иностранного инвестора. Ему проект будет продаваться полностью или частично?

— Во-первых, это от ситуации к ситуации. Во-вторых, это не происходит так, как вы видите, – разово. Это, как правило, поэтапный процесс.

— В 2019 году Геннадий Буткевич подписывал меморандум с Holtec. Правильно ли понимать, что это проект, нацеленный на привлечение Holtec к разработке урановых месторождений компании АЭСУ?

— Нет. Это отдельный проект, который называется "Строительство малых модульных реакторов" (SMR). Компания Holtec обладает дизайном проекта этого малого ядерного реактора мощностью 160 МВт. В мире есть тенденция по строительству таких реакторов и Геннадия Владиславовича она заинтересовала.