Глава "Криворожстали" Мауро Лонгобардо: рента, электроэнергия, газ – все это должно быть дешевле
15 лет назад крупнейшее горно-металлургическое предприятие Украины было приватизировано индийским миллиардером Лакшми Митталом. Приход такого большого внешнего инвестора формировал ожидания, что вместе с ним в отрасли начнется переход на цивилизованные правила работы.
Впрочем, как оказалось, международный бизнес не любит революций. Самыми заметными изменениями стали переименование комбината на "АрселорМиттал Кривой Рог" и трехразовое сокращение персонала до 20 тыс человек.
Эти масштабные увольнения были главной темой для критиков привлечения в Украину западного капитала. Сейчас об этом уже никто не вспоминает. Однако это не значит, что "АрселорМиттал Кривой Рог" живет спокойно.
Два года назад Служба безопасности Украины возбудила уголовное дело по статье "экоцид", главным фигурантом которого стал криворожский комбинат.
В украинском медийном пространстве эта новость прошла фоном – здесь давно привыкли, что громкие дела часто заканчиваются ничем. Однако Лакшми Миттал принял угрозу всерьез: с момента инцидента со Службой безопасности Украины он уже дважды встречался с Владимиром Зеленским.
Главным итогом этих переговоров стало обещание владельца комбината инвестировать в него 1 млрд долл с акцентом на "зеленые" технологии.
Наверное, инцидент можно считать исчерпанным, но осадок остался. История с "экоцидом" и готовностью обвиняемой стороны "залить проблему деньгами" показывает, что в государстве не отработаны жесткие шаблонные отношения с крупным капиталом, и дело не ограничивается вопросами экологии.
Лучшее доказательство – недавняя инициатива по повышению ренты на добычу железной руды. Это предложение президента Зеленского назвали "антиахметовским законопроектом", но это не совсем корректно.
В разговоре с главой комбината "АрселорМиттал Кривой Рог" Мауро Лонгобардо выясняется, что повышению налога там готовы сопротивляться вплоть до отзыва своего обещания инвестировать 1 млрд долл.
"Все, что есть затратами моей компании, – это всегда очень высоко: рента, электроэнергия, газ. Все это должно быть ниже", – говорит он.
С одной стороны, эта фраза не открывает секрет Полишинеля: бизнес всегда оптимизирует расходы. С другой – позиция представителя международной группы, оперирующей десятками миллиардов долларов в год, говорит: там считают деньги не хуже украинских олигархов и пытаются их сэкономить.
Далее – о том, почему глава "Криворожстали" имеет охрану, как с завода воруют в промышленных масштабах и о чем говорили Миттал с Зеленским.
О влиянии криминалитета, визитах СБУ и встрече с Зеленским
— До вас "АрселорМиттал Кривой Рог" возглавлял Парамжит Калон, который параллельно руководил предприятием группы ArcelorMittal в Казахстане. Вы же отвечаете только за криворожский завод.
Означает ли это, что ArcelorMittal признал неэффективной модель "хаб управления", когда один менеджер отвечает за несколько регионов?
— Я бы не называл ее неэффективной. Просто в конце 2019 года, когда появилось определенное количество тревожных ситуаций, возникла необходимость усилить присутствие руководителя на двух объектах.
— В среднем директора "АрселорМиттал Кривой Рог" не задерживаются на своей должности больше двух-трех лет. Насколько в этом значима роль криминальной обстановки в городе и вокруг завода в частности? На сколько времени вы задержитесь на своей должности?
— Конечно, я хотел бы задержаться дольше. В целом, цикл генерального директора в компании такого большого размера должен составлять где-то пять лет. Это зависит от существующих вызовов, задач, объемов инвестирования и времени, чтобы эти инвестиции принесли результат.
Я не думаю, что фактор криминальной обстановки определяет изменения в руководстве компании, если оно работает должным образом. Чем с большей прозрачностью вы работаете, тем меньше вопросов будет возникать и меньше давления вы будете чувствовать от местных криминальных элементов.
— То есть вы работаете без охраны.
— У меня есть охранник. Это больше связано с тем, что когда я перемещаюсь по городу, со мной кто-то захочет заговорить, задать вопросы не всегда дружественным образом.
— Например, профсоюз.
— Возможно, да, или даже наши люди.
— Профсоюз вашей компании ведет себя чрезмерно активно. Это не свойственно ни региону, ни отрасли. Насколько обоснована версия, что профсоюз предприятия запитан в организационном и финансовом смыслах на ваших конкурентов из "Метинвеста" и городскую власть?
— Мы – международная компания, мы открыты для диалога. Если посмотреть на Европу (ЕС. – ЭП), там профсоюзы, как правило, активны. Если меньше активных профсоюзов, тогда, наверное, легче работать, но это не значит, что при этом вы улучшаете компанию, выводите ее на должный уровень.
— У завода был прецедент отношений с СБУ, после визита которой последовали обвинения в экоциде. Чем закончилась эта история?
— Группа купила предприятие в 2005 году. С того момента многие экологические пункты были выполнены. Некоторые из этих обязательств были задержаны в реализации, но сейчас мы начали выполнять все обещанное. Все наши обязательства с момента приватизации будут выполнены к 2023 году.
То, что произошло в 2019 году, было чрезмерным политическим давлением. Публично обсуждалось то, о чем и так все знали, и это публичное обсуждение явно создавало для компании определенный дискомфорт.
— Почему внимание власти было приковано именно к вам, а не к предприятиям, например, "Метинвеста"?
— Будучи международной компанией, мы просто более уязвимы.
— Вы говорите про отсутствие административного ресурса.
— Можно сказать и так. Мы пытаемся решать проблемы строго по процедурам, но иногда этого недостаточно.
— В 2017 году завод занимал первое место среди загрязнителей воздуха в Украине. На каком месте он сейчас?
— Думаю, где-то в пятерку, в десятку входит.
— Связан ли этот прогресс больше со снижением производственной нагрузки, чем с реализацией экологических программ на заводе?
— Производственный уровень завода в прошлые годы и сейчас примерно одинаковый. В среднем он производит 6 миллионов тонн стали в год.
Когда вы говорите о заводе как об одном из главных загрязнителей, – это общая формулировка. Давайте говорить конкретнее. Загрязнение воды у нас сократилось на 80%. Сейчас каждый в мире ставит себе цель к 2050 году стать углеродно-нейтральным. Мы также ставим себе эту цель.
Больших проблем с тем, чтобы достичь цели к тому времени, у нас нет, но нам не нравится, что нас из-за этого демонизируют.
— Лакшми Миттал встречался с Владимиром Зеленским. Известно об одной такой встрече в апреле 2021 года, но есть информация, что таких встреч было минимум две. Когда была вторая встреча?
— Насколько я понимаю, речь идет о встрече в феврале 2020 года в Давосе. Я в ней не участвовал и контекста не знаю. На второй встрече, которая была в апреле 2021 года, мы обсудили дальнейшие инвестиции в производство.
— На второй встрече Миттал пообещал инвестиции в размере 1 миллиарда долларов. Можно ли сказать, что эти деньги до данной встречи не планировалось тратить? И как они будут потрачены?
— Да, эту инвестицию мы не планировали. Часть этой инвестиции планируем направить на то, чтобы продлить жизнь нашего ГОКа на 25-30 лет. Также мы думаем над тем, как внедрить "зеленые" технологии.
О последствиях поднятия акциза на руду, кадровых проблемах и воровстве продукции
— Какова позиция группы относительно возможного законодательного изменения рентных платежей?
— Все в бизнесе против этого предложения. Для нас оно создает дополнительную финансовую нагрузку при производстве железной руды и идет вразрез возможности инвестировать 1 миллиард долларов.
В случае утверждения этого предложения наша сталь станет менее конкурентоспособной. Мы не понимаем, почему промежуточный продукт, руда, должен увеличивать финансовую нагрузку на нас.
Сейчас, когда обсуждается этот законопроект, цены на железную руду высокие, и он кажется хорошей идеей. Однако цены на руду за эту неделю упали, и у меня есть вопрос: если они упадут еще, правительство тогда попросит от нас что-то еще, чтобы получить больше прибыли для страны?
— Давайте посмотрим на этот вопрос с другой стороны. У вас значительный международный опыт. Есть ли в мире еще страны, где рента на добычу руды привязана к себестоимости ее добычи?
— Да, есть. Австралия, Бразилия.
— Как в этих странах контролируется расчет себестоимости?
— Это будет некорректное сравнение, потому что Кривой Рог – уникальное место, где есть ГОК и производство, превращающее железную руду в сталь.
— Не знаю, знакомо ли вам украинское явление "Роттердам+".
Это формула для ручного расчета тарифа на электроэнергию, в который закладывалась себестоимость добычи угля. Никто не понимал обоснованность расчета себестоимости, равно как и никто не понимает, насколько справедливо налогообложение добычи железной руды.
— В Кривом Роге все хорошо знают себестоимость железной руды. Формулу, которую вы упомянули, нельзя по аналогии переносить на нашу ситуацию.
Нужно анализировать ситуацию в целом. Нам нужно модернизировать наши объекты, но как это сделать, если у нас хотят забрать предусмотренные для этой статьи расходов деньги в виде новых условий по выплате ренты?
— У предприятия такое же отношение к возможному изменению тарифов на перевозку железной руды и металла железнодорожным транспортом?
— Хороший вопрос. Я еще не видел последние изменения, которые на этот счет предлагаются, но понятно, что нам не нравится, когда растут тарифы.
— Спрошу по-другому. Можно ли назвать цивилизованной систему образования железнодорожных тарифов, когда они привязаны к классам? Если я везу металл, то плачу дороже, а если руду – дешевле.
— Могу сказать, что возможности для улучшения всегда есть.
— Правда ли, что взамен увеличения ренты вы предлагаете введение дополнительных налоговых нагрузок при экспорте руды?
— Да, в экспортных пошлинах больше смысла с точки зрения бизнеса. Это будет разумнее, потому что украинский экспортер отдает ресурс, железную руду, другой стране, например, Китаю, а потом Китай возвращает его в Украину в виде продаж здесь своей конечной продукции.
— Вы перерабатываете 80% добываемой руды, а 20% экспортируете?
— Производим в среднем за год 10 миллионов тонн руды, из них 85% перерабатываем. Наша цель – использовать всю свою железную руду.
— Предыдущий вопрос был связан с тем, что ваша инициатива по введению экспортных налоговых нагрузок бьет по "Метинвесту". Не является ли это своеобразным приветом от вас конкуренту?
— Думаю, "Метинвесту" наша инициатива тоже выгодна, потому что две трети добываемой ими железной руды они используют для своих нужд.
— Сколько сейчас человек работает на заводе?
— 19 тысяч штатных сотрудников.
— На момент прихода Лакшми Миталла в Кривой Рог на заводе работало около 60 тысяч человек. Сегодняшняя численность оптимальна?
— Я бы немножко иначе ответил. Возможно, уже через 20 лет, если мы не будем что-то предпринимать, нам не будет хватать людей.
Если посмотреть на демографическую ситуацию в Кривом Роге, то количество людей существенно сократилось. Средний возраст наших сотрудников – 43 года. Это пугает. Вы знаете, что сотрудникам ГОКа и в целом работникам из этой отрасли можно уходить на пенсию раньше остальных профессий.
— Недавно рядом с территорией вашего завода нашли несколько сотен тонн чугуна. Это невозможно реализовать без договоренности с сотрудниками предприятия и его охраной. Почему инвестор за 15 лет владения предприятием не решил проблему воровства?
— Могу говорить только про собственный период работы на заводе. Мы определяем некоторые участки, где происходят такие утечки, и планируем на полученную информацию реагировать.
— Почему нет промышленного воровства на "Метинвесте"?
— Может, они просто об этом не сообщают.
— То есть уровень этой проблемы на вашем заводе и на предприятиях "Метинвеста" соизмерим?
— Понятия не имею, какая у них там ситуация.
О ценах на электроэнергию и планах построить собственную генерацию
— В 2020 году завод заявлял, что цены на электроэнергию в Украине выше, чем в Евросоюзе. Это системная проблема?
— Речь шла про апрель 2020 года. Тогда цены в Европе (в ЕС. – ЭП) были намного ниже, чем мы платили. Здесь тарифы на электроэнергию более фиксированные. Я имею в виду, что здесь намного меньше этих колебаний.
— То есть в остальные месяцы электроэнергия в Украине дешевле.
— Повторяю: в некоторые месяцы тарифы были довольно высокие, в некоторые – ближе к европейским ориентирам.
— Почему завод не строит генерирующие мощности, например, солнечные электростанции? У вас для этого хватает пустых территорий.
— Мы рассматриваем этот вопрос. У нас есть под такой проект место – отвалы пустой породы. Здесь главное – понять эффективность технологий. Важны сезонность и погодные условия – количество солнечных дней в Кривом Роге.
— О каких мощностях может идти речь?
— Чтобы завод работал, нам нужна мощность 450 МВт.
— ДТЭК вскоре будет продавать свои тепловые электростанции. Не хотите ли вы приобрести, например, Криворожскую ТЭС?
— Нам было бы интересно проанализировать это.
— Тарифы на электроэнергию в Украине экономически обоснованы?
— Я бы сказал, что они слишком высоки. Я всегда буду это говорить. Все, что является расходами моей компании, – это всегда слишком высоко: рента, электроэнергия, газ. С точки зрения бизнеса, все это должно быть ниже.