Ольга Афанасьєва, UVCA: Україна поки програє битви за мізки, але ще може виграти всю війну

После аннексии Крыма украинские венчурные инвесторы начали понимать: если они сами не займутся улучшением инвестиционной привлекательности Украины, оставшиеся иностранные инвесторы убегут из страны.

Так летом 2014 года появилась Украинская ассоциация венчурного капитала и прямых инвестиций (UVCA).

Ее создали сооснователь инвестиционного фонда AVentures Capital Андрей Колодюк, соучредитель инвестиционной компании Horizon Capital Наталья Яресько и эксперт в сфере электронного правительства Яника Мерило.

Помимо привлечения инвесторов в Украину, UVCA занимается интеграцией украинской венчурной экосистемы в мировую. Ассоциация помогает украинским инвесторам выходить на международный рынок, а зарубежным — заходить в Украину.

Сейчас в UVCA входят почти все представленные в Украине организации, занятые высокорисковыми инвестициями в технологический бизнес. Среди участников Ассоциации есть, например, агентство правительства США USAID, фонды WannaBiz, ЕБРР, Digital Future, Horizon Capital, SMRK VC Fund, Intel Capital и другие, всего 41 организация.

ЭП поговорила с исполнительным директором UVCA Ольгой Афанасьевой, чтобы составить общую картину венчурной экосистемы Украины. Она рассказала, где берут капитал украинские инвесторы, почему в школе надо учить предпринимательству, из-за чего мы проигрываем битву за "умы".

— Как выглядит портрет типичного украинского венчурного инвестора, если мы говорим о частных лицах? Из какого бизнеса пришли эти люди, какие источники происхождения инвестиционного капитала, какой средний чек инвестиций?

— Большинство украинских инвесторов — это бывшие предприниматели, часто серийные предприниматели. Они имеют большой опыт предпринимательской деятельности. У них довольно современный взгляд на мир. Это общая фраза, но, тем не менее, она несет глубокий смысл.

В стартап-экосистеме тенденции меняются очень быстро. Такие слова как "бигдата" и "интернет вещей" несколько лет назад многие еще не слышали, а сегодня уже никого не удивишь картинами, которые нарисовал искусственный интеллект (в офисе Афанасьевой есть несколько таких больших картин в стиле абстракционизма. — ЭП).

Украинские венчурные инвесторы пришли из телеком-бизнеса, аутсорсинговых и аграрных компаний, IT-бизнеса. Их отличает широкий кругозор, они открыты ко всему новому, готовы делиться опытом, часто ездят за рубеж по делам.

Некоторые из них инвестируют совсем небольшие чеки в стартапы на самых ранних стадиях. Есть и те, кто инвестирует в компании, которые уже показывают какой-то доход. В целом меньше 100 тыс долл редко инвестируют. В 2015 году, согласно Обзору рынка венчурного капитала и прямых инвестиций, средняя сумма инвестиций в украинские IТ-компании по итогам 66 зафиксированных сделок составила 400 тыс долл.

— Что из себя представляет украинская венчурная экосистема?

— В Украине по разным подсчетам примерно 3 тыс стартапов. В основном это стартапы на ранних стадиях. Также у нас много инвесторов. По данным одного из самых авторитетных в мире акселераторов Techstars в Киеве больше венчурных фондов, чем в Копенгагене, Осло, Варшаве и Вене.

Еще одна особенность, которую мы заметили: когда мы проводили инвестиционный тур в Кремниевую Долину для 14 украинских инвесторов — членов ассоциации, оказалось, что многие друг с другом не знакомы. Казалось бы, можно пойти на какую-то вечеринку в Киеве и там все будут друг друга знать. На самом деле это заблуждение, и это я даже не говорю об иностранных инвесторах.

— Выходит, у нас совсем не развит нетворкинг — то, что в Кремниевой Долине ставят во главу угла всей венчурной экосистемы?

— У нас это есть, мы это развиваем. Установление личных контактов между игроками на рынке — это еще одна важная роль ассоциации. Почему у нас инвесторы не знакомы друг с другом? Потому что на рынке появляются новички, он очень быстро меняется и развивается.

Стартап — это такой тренд, о котором в Долине знали уже "100 лет назад". В Украине это слово десять лет назад вызывало панику или боль. Что это, зачем это? Сейчас все понимают, что стартапы — это будущее. Перед нами истории Uber и Facebook, которые делают деньги во всем мире, фактически не обладая материальными активами.

Все хотят инвестировать в стартапы. Инвестиционные банки смотрят на это, крупные private equity фонды перепрофилируются. Если раньше они инвестировали в "припортовый завод", то сейчас начинают думать, что пора инвестировать в стартапы. Они приходят на этот рынок и тут никого не знают.

— У нас часто говорят, что IT-отрасль приносит 2,5 млрд долл в год. Согласны ли вы с такой оценкой? Есть ли в этих деньгах доля украинских стартапов?

— Цифры я назвать не могу, но уверена, что аутсорсинг — это хорошо, он приносит прибыль, но это менее дальновидно, чем продуктовые компании. Правительство жалуется, что IT-бизнес платит мало налогов, но это лучше, чем ничего.

Однако в Украине есть и продуктовые IT-компании, которые работают на экспорт.

— Проблема в том, что таких продуктовых компаний у нас катастрофически мало.

— Этот бизнес у нас развивается с нуля. Возможно, таких компаний у нас на так много, как хотелось бы, но они рождаются.

Во всех странах с развитой венчурной экосистемой была поддержка государства. Украина в этом смысле уникальна. Мы единственная страна, которая развивала венчурный бизнес если не сказать вопреки, то самостоятельно, благодаря самим участникам отрасли. Это сложно, но, как мы видим, возможно.

— Продуктовые компании действительно развиваются, но инвесторы, особенно зарубежные, когда вкладывают в них деньги, сразу забирают команду в Польшу.

Там они становятся налоговыми резидентами, платят налоги, а в Украине у них центр разработки, сюда они отправляют зарплаты. В итоге продукты делают в Китае, продают в США, а вся выручка оседает в Польше. Насколько это хорошо для Украины?

— В ваших словах есть ключевой момент: команда R&D сидит в Украине. Она получает зарплату. Эти команды разработчиков гораздо больше по численности, чем команды менеджмента, которые сидят, например, в Долине. Вот у Depositphotos в Кремниевой Долине сидят пять-семь человек, но большой офис находитсяв Киеве. Они платят налоги в Украине.

Мы развиваемся по израильской модели, когда часть команды менеджмента уезжает в Долину, работает там, а после этого возвращается в Украину и строит здесь светлое будущее. А то, что их офисы продаж находятся за рубежом, это только преимущество, только так можно построить глобальную компанию.

Такие намерения есть. В Долине мы общались с украинскими стартапами, получившими большие инвестиции. Часть хочет вернуться в нашу страну.

— Хотят вернуться, чтобы стать налоговыми резидентами у нас?

— Да, и строить новые компании.

— Что их останавливает?

— То, что они не могут бросить свою компанию на полпути. Они строят глобальный бизнес и еще много работы впереди. Довольно непросто построить глобальную компанию, сидя в Украине или в какой-то другой стране. Венчурная индустрия — это о глобальном бизнесе.

Зарубежные инвесторы дают не просто инвестиции, а "умные" деньги: свою экспертизу, нетворкинг, помощь в процессе создания глобальной компании. Плюс рынок сбыта, например, США. Они становятся полноценными партнерами.

— Как, по-вашему, надо стимулировать отрасль инновационного предпринимательства?

— "Вміла готувати, та не вміла подавати" — так можно описать некоторые украинские стартапы. У нас очень профессиональные IT-специалисты, инженеры, но предприниматели часто соответствуют этой фразе.

Мы должны включить в школьную программу дисциплину "предпринимательство". В некоторых школах крупных городов развитых стран ее давно преподают. С этой целью мы проводим бесплатные воркшопы для стартапов с лидерами индустрии, но это только начало.

Еще нам очень мешает советское восприятие понятия "предпринимательская деятельность". Это понятие воспринимается как нечто плохое, связанное со спекуляцией.

Сейчас много ребят — основателей стартапов приезжают из США и европейских стран для того, чтобы найти себе СТО, команду разработчиков, потому что у нас очень классные технари. Однако хороших специалистов в сфере предпринимательства или маркетинга намного меньше.

— Как вы относитесь к тому, что европейские страны — Эстония, Латвия, Литва, Польша — на государственном уровне запускают специальные программы на сотни миллионов евро по привлечению из Украины лучших специалистов, инновационных предпринимателей?

— Это конкуренция и мы ее не выдерживаем. Государство не поддерживает стартапы, у нас нет государственных программ. Поэтому мы и хотим создать фонд фондов в Украине. Он нужен для того, чтобы наши стартапы не уезжали туда, а получали деньги здесь и работали как украинские компании, а не как эстонские.

Канада в 2016 году в очередной раз выделяет на поддержку стартапов 600 млн долл. В общей сложности за последние три года правительство этой страны уже выделило несколько миллиардов долларов.

Как Канада работает со стартапами? В июне 2016 года мы ездили на украинско-канадский бизнес-форум. За две недели до поездки мне пришло электронное письмо из одного небольшого канадского городка, от главы его инвестиционного департамента.

Я попробовала представить, что у нас где-нибудь в Глухове есть инвестиционный департамент и там могут знать слово "стартап".

Он пишет: мы знаем, что вы едете в Торонто, приглашаем ваши стартапы приехать к нам, познакомиться с нашей инновационной экосистемой и чуть ли не получить инвестиции с видом на жительство. В приложении — красивая грамотная презентация.

Вы представляете, как эти люди работают? Вы представляете, чтобы кто-то из наших госорганов такое сделал? Даже чиновники крупных городов не будут этим заниматься. Вот так работают иностранные правительства и нам хорошо бы взять с них пример.

— Какой помощи вы ожидаете от государства?

— Поддержать идею создания фонда фондов и еще шесть пунктов, которые мы обсуждали на встрече с президентом в июле 2016 года. Наконец — следовать старейшей медицинской заповеди "не навреди". Мы уже сотрудничаем, мы готовы углублять эту работу, работать совместно, потому что нас спасет только синергия.

— Можно сказать, что идет война за умы и мы ее проигрываем?

— Совершенно верно. В Украине этих умов очень много, поэтому, может, мы и проигрываем какие-то бои, но еще можем выиграть всю войну.