Андрій Адамовський: Пазл "Адамовський-Грановський-Порошенко" не складається
Андрей Адамовский является одним из самых закрытых украинских бизнесменов, но чтобы договориться с ним об интервью, оказалось достаточно одного короткого сообщения в Facebook. Легкость, с которой он принял предложение встретиться, стала понятна в ходе разговора.
"К сожалению, а может, к счастью, все поменялось в нынешнее время. Если ты хочешь заниматься бизнесом, ты вынужден быть публичным. Поэтому я согласился. Я просто вынужден быть публичным", — говорит Адамовский.
Необходимость, о которой говорит Адамовский, имеет осязаемые черты: впереди у бизнесмена два крупных проекта. Первый традиционно нацелен на деньги: Адамовский готовится выходить на рынок добычи углеводородов. Второй — меценатский: строительство в Киеве парка скульптур.
Зачем человеку, чье состояние в докризисные годы оценивалось 0,5 млрд долл, социальный проект? Оппоненты Адамовского связывают эту инициативу с необходимостью поправки имиджа, который крепко пострадал в ходе корпоративных и коррупционных конфликтов.
Один из последних связан с заработками компании "Трейд коммодити" на государственных тендерах с миллиардными бюджетами. Пресса относит фирму к сфере влияния депутата от БПП Александра Грановского. Адамовский увязывает свой интерес к социальным проектам с увлеченностью искусством.
Спорить с этим утверждением сложно, учитывая, что Адамовский основал дотационный арт-центр М17. В его библиотеке и прошло интервью. Однако за два часа разговора вооруженная охрана у входа в комнату так и не позволила забыть, что собеседник — сначала бизнесмен, а уже потом — искусствовед.
Как Адамовский заработал первые деньги
— В 1980-е годы вы преподавали в Киргизском университете, откуда в 1990-х переехали в Москву. Классическое решение для человека, который оказался в безденежной профессии при развале Союза?
— До перестройки я ни о чем другом не думал — только о науке, защите диссертации и продвижении: старший преподаватель, доцент, заведующий кафедрой. Это был мой топ в советское время.
Когда началась перестройка, стали появляться центры НТТМ (научно-технического творчества молодежи. — ЭП). Поскольку я был человеком активным, в комсомоле, я начал заниматься этими центрами. Потом они переросли в кооперативы, и мы начали зарабатывать большие деньги.
Когда у тебя появляются деньги, то у тебя появляются другие цели. Мне стало тесно в моем городе (Фрунзе, Киргизия. — ЭП) и мы переехали в Москву.
— Чем занимался ваш кооператив в городе Фрунзе?
— Знаете, как я первые деньги зарабатывал? В советское время были стройотряды, студенты работали. Так вот: на заработанные деньги в 1985 году я купил игровую компьютерную приставку Atari.
В советское время у людей была проблема со сменой квартиры — ты не мог увеличить или продать площадь, можно было только обменять в бюро. Там сидел крутой дядя, которые брал большие деньги за эти услуги. Я с ним договорился: создал на Atari базу данных квартир с автоматическим поиском.
— То есть вы стали ИТ-отделом бюро недвижимости.
— Я ставил на проходе телевизор, объявление, люди приходили и давали три рубля. Это первые деньги, которые я заработал программным обеспечением.
— После переезда в Москву с кем вели бизнес в России?
— В Москве работал с ребятами в кооперативе "Синтез". Это были Лебедев и Стрешинский. По тем временам они были одной из самых мощных групп. Я начинал с ними. Потом они начали заниматься нефтью, а я вышел и занялся торговлей, так как я был в Украине.
— У вашей московской фирмы было специфическое название "Акация".
— Она потом появилась. К тому времени мы уже занимались трейдингом. Весь мой бизнес сразу был построен на экспорт. Хотя я жил в Москве, мой бизнес был в основном в Украине. Так получилось совершенно случайно.
— Какой был ваш первый бизнес в Украине?
— Трейдинг химическими удобрениями и нефтепродуктами. Мы экспортировали их, а взамен привозили товары народного потребления — факсы, компьютеры — и продавали их в Советском Союзе.
Например, когда я занимался нефтепродуктами, требовалась перевалка, а тогда это была большая проблема. Перевалку Советский Союз делал в Одессе. Я все время ездил в Украину. Пять дней проводил в Украине, а на субботу и воскресенье ездил домой в Москву.
Я проводил в Одессе очень много времени. Кстати, в Одессе, занимаясь бизнесом, я где-то в 1995 году познакомился с ребятами-программистами.
Они говорят: "Слушай, мы создали цифровую телефонную станцию". Я: "Ну и что?". Они: "Вот цифровая станция Siemens стоит, условно, 1 тыс долл за телефонный номер, а наша — 100 долл". Я: "Если у вас это будет стоить 100 долл, значит, будем продавать телефоны за 1 тыс долл. Бизнес-идея".
Так мы создали компанию и начали инвестировать в нее деньги.
— Это так родился "Фарлеп"?
— Да. Самое удивительное — мы таки создали эту станцию, производили ее. Она до сих пор работает во многих местах Украины и за пределами. Производя оборудование, мы ставили его и таким образом создавали собственную сеть.
Однако бизнес оказался очень сложный, потому что строительство телекоммуникационной сети требует очень больших затрат. Все, что ты зарабатываешь, тебе нужно постоянно реинвестировать. Это бизнес, который нельзя остановить. Ты все время вкладываешь и вкладываешь.
— По уровню криминала Одесса была на уровне Донецка. Как вы решали вопросы со спортивными людьми?
— Мы никому ничего не платили. Этот бизнес не был связан с торговлей на базаре. От нас могли потребовать разве что установку телефона.
— 1990-е — время больших возможностей или время больших проблем?
— Удивительное время, потому что все были трудоголики. Мы работали с утра до ночи без выходных. Это реально. Я вспоминаю это удивительное время, когда офис в три часа ночи был полон людей. Так было и в ИСД.
— Не связано ли это с тем, что рентабельность часто была 300-500%?
— Рентабельность сделок тогда действительно была колоссальная. Рынок был нецивилизованный, люди были неопытные, знаний было мало, но был драйв, люди действительно стремились что-то сделать.
О сотрудничестве с группой ИСД и проданном Ахметову бизнесе
— Расскажите о бизнесе в Донецке. Как вы стали соучредителем ИСД?
— Я начал торговать сталью. Это был очень популярный бизнес в Украине: покупали на украинских заводах и экспортировали. В то время людей, которые понимали в трейдинге, было мало. У людей хватало знаний, чтобы купить за карбованцы или гривни металл и продать его в порту иностранной компании.
Мы были одни из первых, кто пошел дальше: создали иностранную трейдинговую компанию, которая покупала металл в портах и продавала его за границей. Так я познакомился в Донецке с ребятами, которые создали ИСД.
— С Гайдуком, Тарутой и Мкртчаном.
— Да.
— В то время не все решались вести бизнес в Донецке. Например, Василий Хмельницкий. Корректно ли говорить, что вы не боялись, потому что местные Гайдук, Тарута и Мкртчан были вашей "крышей"?
— Совершенно некорректно.
— В ИСД вы были равным партнером Гайдуку, Таруте и Мкртчану?
— Нет, не равным. У них были гораздо большие пакеты. Моей зоной ответственности была продажа металла, который производила эта группа.
Она расширялась очень быстро. Так как ребята были очень способные, они расширялись, покупали новые активы, заводы в Венгрии, Польше. В какое-то время я понял, что не удержусь в быстрорастущей группе.
— Имеется в виду, что вам либо нужно было становиться соинвестором в новых покупках группы, либо ваша доля в ИСД "размывалась"?
— Я не был готов к таким инвестициям, к такому быстрому развитию. Просто не успевал ни по деньгам, ни по скорости развития.
— Какая у вас была доля в ИСД?
— Около 5%. Я был партнером в ИСД с 2000 года, а в 2005 году вышел.
— В том же 2005 году вы продали телекоммуникационную компанию "Фарлеп" группе СКМ. Чья это была инициатива?
— Это была инициатива Ахметова.
У нас на то время уже была довольно большая компания. Относительно большая. Кроме производства цифровых станций, у нас была лаборатория, мы имели свою сеть. Она была быстрорастущей — более 100 тыс абонентов.
Это очень капиталоемкий бизнес. В него нужно постоянно инвестировать. Деньги неоткуда было брать, потому что тогда не было дешевых кредитов. Сначала я пригласил в бизнес ребят из ИСД и одно время они даже были акционерами. Потом в какой-то момент поступило предложение от Ахметова.
— За какую сумму он купил?
— Около 100 млн долл. Тогда, видимо, была цель купить "Укртелеком".
— "Укртелеком" Ахметов купил значительно дороже и значительно позже.
— Ахметов купил "Укртелеком" очень дорого. Он же скупил всех частных операторов, включая "Оптиму" (Юрия Кипермана, отца Михаила Кипермана, бизнес-партнера Игоря Коломойского по нефтяному бизнесу. — ЭП).
— Куда вы вложили 100 млн долл, полученные от Ахметова?
— Во-первых, в компании "Фарлеп" было много акционеров. Лично у меня тогда в этой компании было меньше 50%. Во-вторых, учитывайте, что от цены компании надо отнять ее кредиты, задолженность.
— Вы говорили, что после продажи компании "Фарлеп" у вас осталась производственная часть. Что она собой представляет?
— Что такое производственная часть? Некое производство, инженеры и программисты. Ринату это было неинтересно. Он не видел в этом перспективы, а я этот костяк продолжил развивать. Так появилась компания Infomir.
Эта компания производит интернет-продукты, которые экспортируются в 160 стран. Мы конкурируем с Китаем. Китай подделывает нашу продукцию.
— Приведите пример основного продукта компании Infomir.
— Медиаплеер. Мы занимаем 3-4% мирового рынка в этой нише. У нас собственное производство и самое главное — собственный софт. Это колоссальный результат, достигнутый нами за семь-восемь лет.
У Infomir есть электронный завод в Одессе. Мы также производим цифровые электрические счетчики приборного учета. Например, уникальные газовые счетчики, которые до сих пор не внедрены в Украине.
О бизнес с "донецкими" и конфликте с группой Коломойского
— Как появилась розничная сеть по продаже нефтепродуктов "Викойл"?
— Она появилась в начале 2000-х в Донецке. С бизнесом ИСД она не связана. Я познакомился с Игорем Филиппенко (раньше ЭП писала, как Филипенко руководил скандальной компанией "Хлеб Инвестбуд", которая была связана с соратником Януковича Юрием Ивнющенко — ЭП) и Андреем Малицким из Донецка.
— Фамилии Малицкого и Филиппенко ничего не скажут читателям. Как описать этих людей с точки зрения бизнеса? Что у них есть сейчас?
— Я ничего не знаю про Малицкого. Филипенко во времена Януковича занимался известной в то время компанией "Хлеб инвестбуд".
— "Хлеб инвестбуд" считался компанией Юрия Иванющенко.
— Я не знаю про Иванющенко. Этот бизнес вел Филиппенко и по этому направлению имеет уголовные дела. Слава Богу, что я разошелся с ним до этого бизнеса. Иначе я был бы вовлечен в аферы "Хлеб инвестбуда".
— Кроме Малицкого и Филиппенко, вашим бизнес-партнером по "Викойлу" был нынешний глава "Укртранснафты" Николай Гавриленко?
— Он был директором "Викойла", у него был пакет акций этой компании.
— Он был вам равным партнером?
— Нет, у меня в этом бизнесе было 50%. У Гавриленко, Филиппенко и Малицкого — остальные 50%. Однако Гавриленко, хоть у него и был пакет акций, больше занимался операционной деятельностью.
— Какова была роль в проекте "Викойл" Жигана Такташева (ныне покойный, один из самых влиятельных донецких бизнесменов в 1990-е годы, с которым связывали компанию "Викйол")?
— Никакой не было. Это бред полный. Даже не знаю эту фамилию. Я говорю серьезно и ответственно. Еще пять лет назад я бы не давал никаких интервью.
— Почему?
— Я не публичный человек. Я занимаюсь бизнесом. У меня есть частная жизнь и частные интересы. К сожалению, а может, к счастью, все это поменялось. Если ты хочешь заниматься бизнесом, ты вынужден быть публичным. Поэтому я согласился на интервью. Я просто вынужден быть публичным.
— Есть информация, что после продажи "Викойла" группе ТНК-ВР вы не отдали часть денег, причитавшихся Филипенко и Малицкому.
— У нас произошел конфликт. Каждый человек, в том числе и я, способен ошибаться. Вот я ошибся в двух своих партнерах. В обоих.
— И в Гавриленко?
— Нет, в Гавриленко я как раз не ошибся. Это профессионал своего дела. Я считаю, что это один из лучших менеджеров в нефтяной отрасли и совершенно приличный человек. А в двух других партнерах я ошибся.
Случайно выяснилось, что они обманывали меня все семь лет совместного бизнеса. Когда мы начали расходиться, мы по-разному понимали понятия чести, достоинства, совести. Люди считали, что возвращать кредиты необязательно. Конфликт был неизбежен. Мы до сих пор с ними в судах.
— Вы проиграли суд на Виргинских островах. Он обязал вас выплатить Филиппенко и Малицкому 35,8 млн долл от продажи "Викойла".
— У меня с ними было много бизнесов, не только по продаже нефтепродуктов.
Я считал, что это работало как холдинг, но юридического понятия "холдинг" не было. Суд посчитал, что эти бизнесы не связаны, и по нефтяному бизнесу я должен им выплатить 35,8 млн долл. При этом суд посчитал, что в другом бизнесе они меня обманули, и в этом споре я выиграл большую сумму.
— Сколько выиграли?
— Уже не помню, но сумма больше, чем 35 млн. Теперь задача — сделать взаимозачет наших взаимных требований. Вот по этому поводу мы до сих пор в судебном процессе. На Западе судебные процессы длятся десятки лет.
— Перед продажей "Викойла" группе ТНК-ВР был конфликт с группой "Приват". Не испортила ли та история ваших отношений с Коломойским?
— Я впервые слышу про конфликт.
— Ну как же? Тогда "Укртатнафта" запретила "Викойлу" использовать на ее заправках свою торговую марку.
— Я бы не сказал, что это конфликт. Не помню, почему возникли запреты на использование торгового имени, но я не считаю это глобальным конфликтом.
— Как можно описать ваши отношения с Коломойским?
— Совершенно нормальные отношения. Я уважаю его как бизнесмена. Может быть, различные мнения о нем в обществе, но человек он, безусловно, талантливый и обладает замечательным чувством юмора. Надо отдать ему должное. Я не скажу, что мы сильно близки с Коломойским.
О девелоперском бизнесе и конфликте вокруг Sky Mall
— Расскажите о вашем девелоперском бизнесе. Начнем с "Арт-молл".
— Это торговый центр, который я построил. Был единственным инвестором.
— Он принадлежит вам и сейчас?
— Весь бизнес я уже давно передал детям. Их у меня двое — Дмитрий и Яков.
— Это связано с заинтересованностью искусством или с усталостью?
— Это связано с возрастом. Я операционным бизнесом не занимаюсь давно.
— Другой ваш проект, Sky Mall, имеет длинную конфликтную историю.
— Этому бизнес-конфликту минимум девять лет. У нас любой бизнес-конфликт та или иная сторона с помощью пиара, через силовые структуры хочет решить в свою пользу. Любой бизнес-конфликт — это как муж с женой поссорились.
Я не хочу говорить о Sky Mall по одной причине. Я очень хочу закончить любой конфликт. Мы сегодня в состоянии, близком к его завершению.
— По взаимному согласию.
— Конечно. По взаимным интересам. Безусловно. Все разговоры, что я какой-то рейдер, — это всего лишь разговоры.
— Был проект Sky Mall, им занимался Хиллар Тедер. Он вас пригласил, отдал вам половину своего проекта, а потом потерял все.
— Еще раз: я по Sky Mall ничего не комментирую. Если у нас этот конфликт не закончится в ближайшее время, обещаю отдельное интервью. В конфликте есть две стороны. Каждый считает, что он не виноват. Правда посредине.
— Можно сказать, что в результате готовящейся "мировой" вы станете равными партнерами с Тедером в этом проекте?
— Я уже точно не хочу быть ни с кем партнерами. Точно. Партнеров мне хватало в жизни, больше у меня не будет партнеров.
— Тогда получается, кто-то получит финансовую компенсацию.
— Кто-то получит компенсацию, а кто-то проект. Стороны разойдутся с взаимным удовольствием. У нас любой конфликт проходит нецивилизованно. Зачастую та сторона, которая недовольна решением суда, не выполняет его и применяет нерыночные методы: политиков, прессу, силовиков, "наезды".
— Мог ли Тедер как нерезидент задействовать…
— …Еще как. Давайте оставим эту тему. Я не хочу кого-то поливать грязью или использовать ваше издание в качестве трибуны для пиара. Если вам это будет интересно, я могу рассказать много. Это будет очень интересно.
Что такое бизнес-империя Адамовских и из чего она состоит
— У вас были разные бизнес-партнеры. Например, в компании "Форест-сити" ими были родственники Василия Джарты и Николая Присяжнюка.
— В 2003-2005 годах мы покупали землю, которую хотели использовать для строительства коттеджного городка. Этот проект не состоялся.
— Как сейчас правильно описать бизнес-группу Андрея Адамовского? Что в нее входит кроме Sky Mall и "Арт-молл"?
— У меня есть направления развития бизнеса.
Первое — ИТ. Ее представляет компания Infomir, которой занимается мой сын, акционер. Второе — девелопмент, коммерческая недвижимость. Третье — трейдинг, чем я занимался всю жизнь. Есть направление, которым я никогда не занимался, но чем очень хочу заниматься: добыча полезных ископаемых.
— Каких именно? Редкоземельные металлы или углеводороды?
— Скорее, углеводород, но войти в этот бизнес непросто. В Украине есть много месторождений. Я занимаюсь этим не только в Украине.
— Где ведете добычу?
— Добычи еще нет. Начали в Монголии, но я бы не хотел говорить подробно.
— Почему оттуда начали?
— Это страна, богатая месторождениями. Там легче. Там рынок больше. Сама страна — кладезь месторождений. Здесь у нас гораздо больше конкуренция.
— В Украине будете покупать лицензии на добычу нефти и газа?
— Мы смотрим на ту или иную перспективу участия. Не все месторождения хороши. Если есть какая-то продажа лицензии, значит, это не хлеб, намазанный маслом. В сфере добычи, особенно если это гринфилд (геологически неисследованная территория. — ЭП), рисков выше крыши.
— Раньше вы говорили, что ваши основные направления бизнеса — это цифровые коммуникации и сфера недвижимости. Бизнес по добыче углеводородов требует больших инвестиций. Означает ли ваш интерес к этой сфере, что вы выйдете из бизнеса по недвижимости?
— Да я бы с удовольствием вышел оттуда. Мне это надоело.
— Но никто не дает адекватных денег.
— Конечно. Сегодня не лучшее время для выхода из бизнеса.
О связке "Адамовский-Грановский" и собственниках компании "Трейд Коммодити"
— Когда и как вы познакомились с Александром Грановским?
— Грановский работал как менеджер над проектом Sky Mall.
— Как юрист?
— Как менеджер. Саша — специалист по торговым центрам. Он работал в компании "Караван". Помните такую? Потом из "Каравана" ушел и пришел ко мне, стал управлять проектом Sky Mall. Не как юрист, а как управленец.
— Говорят, к карьерному взлету Грановского имеют отношение братья Суркисы, при которых он вырос как высококлассный юрист.
— Полная глупость. Нет, конечно. Саша очень талантливый менеджер. Наверное, после конфликта со Sky Mall ему понравилась юриспруденция. Он получил образование и теперь его можно больше называть юристом. Тогда было наоборот. Он очень талантливый менеджер, но он не бизнесмен.
— Почему?
— У него склад характера не бизнесмена. Бизнесмен — это человек, который умеет рисковать, умеет вкладывать деньги, ему это интересно. А есть другой склад людей, которым это не интересно, они не могут и не хотят. Вот он не хочет. Он по складу не бизнесмен и никогда, наверное, им не будет.
Ему нравится политика. Он занимается политикой, юриспруденцией, наверное. Раньше он занимался менеджментом и был очень талантлив.
— Является ли он вашим партнером по каким-то проектам?
— Нет. Если человек не бизнесмен, то как он может быть партнером?
— Есть такое понятие как "бенефициар", когда ты официально не владеешь, но де-факто оно твое.
— Он не является бенефициаром. Не является партнером.
— Вот, например, проект "Трейд коммодити". У него же есть бенефициар. Вы назывались инвестором проекта, но кто его владелец — непонятно.
— Я назывался и называюсь инвестором этого проекта.
— У вас какой-то процент в этой компании?
— Нет. Есть понятие "бенефициар". Это владелец бизнеса. А есть понятие "инвестор". Вот у вас есть бизнес, вы ко мне пришли и сказали: "Адамовский, профинансируй проект. Хотим купить 1 тыс тонн топлива в одном месте и продать в другом. Дай, пожалуйста, деньги". Все. "На".
— Кто пришел к вам и сказал: "Дай деньги на "Трейд коммодити"?
— Есть группа молодых ребят, которые...
Давайте сначала. Когда ввели систему ProZorro, открылось много возможностей для людей, которые не могли раньше войти в те или иные проекты, связанные с государственными поставками. У них не было шансов, потому что все это было пропитано связями, знакомствами, еще чем-то.
Просто так даже думать не мог. А ProZorro открыла эту возможность для любого бизнесмена. Так как я в трейдинге что-то понимаю, мне понравилась эта группа молодых ребят, которые в состоянии решить ту или иную задачу.
— Назовите, пожалуйста, этих людей.
— Я не хочу их называть в силу понятных причин. Чтобы не сделать им больно, неприятно. В силу того, что сегодня достаточно скандальная история получилась у Минобороны с "Трейд коммодити". Я не хочу называть этих людей по одной простой причине: чтобы не создать им неприятности.
— Вы хотите сказать, что это нерезиденты? Не украинцы?
— Они здесь даже не живут.
— Грановский не имеет отношения к "Трейд коммодити"?
— Это все глупости. Грановский в принципе не знает, что такое "Трейд коммодити". Знаете, у людей, которые не хотят вникать, пазл очень легкий: "Ага, что там? Адамовский-Грановский-Порошенко". Вот этот пазл, должен вам сказать, не складывается. Это все глупости. Это придуманная история.
— История с влиятельными хозяевами "Трейд коммодити" проистекает из того, что новая фирма стала основным поставщиком нефтепродуктов для Минобороны, "Укрзалізниці", "Центрэнерго" на миллиарды гривень. Как такое возможно без административного ресурса?
— Эта компания была во всех тендерах. Где был тендер, там мы участвовали. Повторяю: все дело в ProZorro. Теперь любой — я, вы — может поучаствовать в этой истории. Эта история действительно убила коррупцию.
Допустим, вы пришли к министру и пытаетесь договориться: "Давайте я вам поставлю презервативы". Начинается у вас с министром диалог о поставке презервативов на каких-то условиях. Система ProZorro в принципе убивает эту возможность, потому что министр не может ничего сделать.
Все идут на открытый конкурс и предлагают лучшие условия, лучшую цену за лучшие презервативы. Не за что платить министру. У вас нет той маржи...
— "Трейд коммодити" подписывает с Минобороны договор на поставку топлива по одной цене, а позже подписывает дополнительное соглашение, где предусмотрено повышение цены. Это нормально?
— Я пытался разобраться. Там, по моему мнению, никакого преступления нет. Компания повысила цены законно. Это конкурентная борьба. Подхватывается политически выгодная история "Адамовский-Грановский-Порошенко-"Трейд коммодити" о том, что министр обороны — коррупционер.
Если вы хотите узнать реальность, то она следующая: от момента, когда мы выиграли тендер ProZorro, до заключения контракта прошло некоторое время, около месяца, а за это время пошел скачок на рынке.
— Вы хотите сказать, что...
— …Не я хочу сказать. К сожалению, рынок достаточно волатильный. Цены меняются очень быстро.
— Логика поведения "Трейд коммодити" понятна. Непонятно, почему государственные институты — Минобороны, "Укрзалізниця", "Центрэнерго" — шли навстречу "Трейд коммодити" и соглашались подписывать с ней дополнительные соглашения о повышении цены.
— Они не только навстречу "Трейд коммодити" шли. Вы думаете, был только один случай повышения цены у "Трейд коммодити"?
— Такая история была с поставками топлива WOG "Укрзалізниці".
— Точно такая же. А почему про WOG не говорят?
— Говорили, что она пользовалась админресурсом собственника.
— Наверное, про "Трейд коммодити" больше говорили, чем про WOG.
Этот скандал убил возможность нормально конкурировать. По правилам, победившая на тендере компания не сможет повысить цену в случае ее роста на внешних рынках. Это приводит к тому, что, идя на тендер, компании стали закладывать себе большую маржу на случай роста цены или курса.
— Сейчас "Трейд коммодити" находится в процедуре банкротства. Будет ли она погашать свои долги перед ликвидацией?
— Да нет уже того бизнеса "Трейд коммодити". Ее бизнес убит этим скандалом. Думаете, при таком скандале возможно вести бизнес?
— Давайте вернемся к процедуре банкротства.
— Я не знаю, в какой она процедуре. Я понимаю, что компании и, наверное, Минобороны нанесен ущерб. Чем эта история закончится — посмотрим.
— Рассчитается ли она по предварительным оплатам, которые получила от Минобороны, и с "Центрэнерго", которая требует 300 млн грн?
— Вы что? Глупости говорите. Не знаю, за что они требуют. Никаких предоплат ни Минобороны никогда не делает, ни "Центрэнерго" никогда не делала. Вы сначала поставляете продукцию, а потом получаете деньги. Они могут требовать деньги за непоставленную продукцию, штраф. Это разные вещи.
— Все равно это долги.
— Как можно поставить продукцию, если у вас арестованы счета? Как можно выполнять контрактные обязательства, если против "Трейд коммодити" возбуждены уголовные дела и арестованы руководители компании?
— То есть "Трейд коммодити" ликвидируется и на этом все?
— Наверное.
— Как-то вы говорили, что "разбежались с Грановским". Имелась в виду ссора, или расхождение произошло по причине разных интересов?
— У нас сейчас замечательные отношения. Могу поздравить его с днем рождения. Я его искренне люблю и считаю талантливым человеком, своим товарищем, но у меня с ним нет бизнес-контактов.
— Это правда, что у вас в бизнес-центре "Евразия" кабинеты рядом?
— Во-первых, у меня кабинет уже давно не в "Евразии". Во-вторых, у меня в "Евразии" действительно был кабинет до того, как Грановский ушел в депутаты. Когда он шел в депутаты, у него кабинета там уже не было.
О том, сколько стоит бизнес Адамовского, об искусстве и политике
— Давайте поговорим о вашей капитализации. В разные годы она оценивалась 100-300 млн долл. Какая цифра более точная?
— Эти цифры взяты с потолка. Все эти рейтинги смешные. Я знаю людей, которые гораздо богаче меня, но они в этих списках не состоят.
— Но вы же знаете реальную стоимость своей группы.
— Во-первых, надо считать чистые активы. Пассивы и активы. Во-вторых, сейчас стоимость активов не то что на дне, а условна. Кто их может оценить?
— Нет рынка.
— Конечно. Из-за кризиса, из-за того, что рынка нет. Когда тебе говорят о твоем состоянии… Зачем его считать? Мне хватает денег. Я не коплю деньги. Я коллекционирую другие вещи.
— Предметы искусства.
— Да. Это то, что мне нравится, чем я живу.
— Это отдушина, бизнес или "болезнь"?
— Это такая интересная болезнь. С другой стороны, это инвестиции.
— Это параллельные процессы?
— Да, это страсть, адреналин. Тебе же надо собрать коллекцию, купить на аукционах то, что нравится, а на ту или иную вещь всегда есть конкуренция.
Коллекционирование — это и конкуренция, и страсть, и удовольствие, и адреналин от владения. Чем мне нравится эта страсть? Это увлекает тебя настолько, что ты занимаешься этим не просто с удовольствием. Ты растешь, у тебя меняется восприятие мира, у тебя изменяется психология. Ты меняешься.
— За какие коллекции вы сейчас боретесь?
— Хороший вопрос! У меня коллекция русско-украинского искусства конца 19 — начала 20 века. У меня "Бубновый валет" (Фальк, Кончаловский, Лентулов), большая коллекция "Передвижников" (Репин, Айвазовский, Маковский).
Сейчас я увлекся современным искусством, пришел к нему. У меня несколько проектов — начал коллекционировать современную скульптуру, мне сейчас очень интересны два проекта, которыми я занимаюсь.
Вообще, у меня мечта. Хочу построить под Киевом публичный парк скульптур, как в Мюнстере или в Йоркширском парке. Это будет фишка города, то, что будет доставлять мне огромное удовольствие. Это моя цель на ближайшие годы. Хочу все сделать правильно, поэтому не буду спешить.
— Вы как бизнесмен сможете заниматься этим парком как филантроп и не связывать его с каким-то своим новым проектом по недвижимости?
— К сожалению, пока все, что касается этого направления, — это чистая трата денег. Это не инвестиции. Я не продал ни одной картины. Проект М17 создан как открытая платформа. Я не хочу, чтобы говорили: "Адамовский — это М17".
— Что означает М17?
— Ничего. Мы делаем из М17 открытую публичную арт-платформу. Я отдаю очень много сил и денег. Не инвестирую. Это чистое меценатство.
— Проект М17 находится в здании Национального союза художников и принадлежит государству. Здание реконструировано и оборудовано за ваш счет. Как собираетесь возвращать вложенное?
— Никак. Я не хочу забирать. Вы не понимаете. Мне не надо забирать. Надо разделять личную коллекцию (в Adamovskiy Foundation. — ЭП) и М17. М17 — направление, где я продвигаю украинское современное искусство для интеграции с мировым, чтобы наши художники стали мировыми звездами.
— Вы хотите стать "вторым Пинчуком", создавшим PinchukArtCentre?
— Почему? Пинчук делает замечательную работу, ему надо отдать должное. У него прекрасная коллекция современного искусства. Огромная. Пинчук в своем центре делает прекрасные проекты. Он делает замечательную, уникальную работу по воспитанию населения. Надо отдать должное, снимаю шапку.
Я хочу плюс-минус заниматься этим же. Да, я "маленький Пинчук". Кроме парка, у меня есть цель изменить публичное пространство в городе.
— Разве Пинчук использует арт-проекты не для получения статуса?
— Может, его проект начинался как входной билет. Кто собирает произведения искусства? Очень богатые люди. Сегодня проекты, которые он делает в PinchukArtCentre, связаны не только с личным пиаром или входным билетом.
Он на протяжении многих лет поддерживает современную культуру в стране. Почему вы считаете, что человек все должен делать ради личной выгоды?
— Потому что Пинчук не имеет прямых политических проектов, а иммунитет ему нужен — как и всем крупным бизнесменам.
— Это не дает иммунитет. Вы думаете, если я занимаюсь паблик-арт, говорю об этом с бизнесом, пытаюсь вовлечь туда людей, то я получаю иммунитет?
— Если через эту сферу вы отстроили отношения, например, с Элтоном Джоном, то это дает вам возможность иметь мощные связи в Англии.
— В Англии? Не думаю. Я не думаю, что это дает иммунитет.
Связи дают одно — деньги, которые ты правильно тратишь. Есть тысячи возможностей получить эти связи, но способ получения связей через образование людей и искусство — это супер, поздравляю. Многие выбирают другие связи. Не хочу приводить пример Байдена и Злочевского, но тоже…
— Ваше участие во Всемирном еврейском конгрессе — это не элемент влияния?
— Я же еврей. Я занимаюсь общественной жизнью не потому, что это меня защищает. Скажите, кого это защитило и от кого? Я трачу усилия и деньги, потому что я сопрезидент большой еврейской организации, очень большой. Мы делаем очень много проектов в еврейской жизни. Очень много.
— Каковы ваши планы? Возможно, собираетесь в политику?
— Никогда.
— Почему?
— Во-первых, годы не те. Во-вторых, мне это неинтересно. Хотя мне много раз предлагали.
— Большой бизнес не от хорошей жизни идет в политику, а для защиты.
— Зачастую да. К сожалению. Это катастрофа для страны, когда люди идут в политику, прикрываются политическими инструментами, чтобы защитить бизнес. Почему? Все начинается с того, что твой конкурент использует нерыночные механизмы для конкуренции с тобой. Вот это проблема.
— А как вы защищаете свой бизнес без политики?
— С трудом. Все время в борьбе.
— С помощью каких механизмов? Можно сказать, что последние несколько лет один из таких механизмов — Грановский?
— Вам нравится использовать Грановского, демонизировать его. Замечательного парня просто взяли и демонизировали. Навешали на него всех собак. Куда не плюнь — Грановский. Это все смешно.
— В чем рецепт вашего успеха, учитывая, что на вас и ваш бизнес нет удачных атак? У вас никогда ничего не отбирали.
— Каждый бизнесмен все время защищается от "наездов" конкурентов или вымогателей. Я умею защищаться. Последние лет десять моей жизни меня окружают только юристы. Я работаю на юристов, это правда.
— Возможно, секрет еще в том, что у вас уже нет партнеров, а значит, нет рисков, что кто-то подведет?
— Тоже правильно. Такое счастье жить без партнеров, вы не представляете.
— В базах данных владельцев юридических лиц вы фигурируете как резидент РФ. Сколько у вас паспортов?
— Я украинский паспорт получил после революции в 2014 году. По идеологическим причинам. Сказал, что я хочу в этой стране жить, буду жить и буду украинцем. Вот и все. При этом от российского паспорта я отказался. У меня нет в России ничего. Ни связей, ни бизнеса.
— Есть какие-то важные вещи, о которых я не спросил?
— Знаете, чем можно гордиться? Сделанными делами. Я, например, горжусь, что создал компанию Infomir. Когда тебе не стыдно, что на продуктах, которые она выпускает, написано Made in Ukraine.
— Каковы годовые доходы компании Infomir?
— До 100 млн долл. Это я назвал доход по группе компаний Infomir — у нас есть компании в Америке, Эстонии, Германии.
— Так этот бизнес уже доходнее, чем ТРЦ?
— Я об этом и говорю. Что там ТРЦ? Я не считаю это перспективным бизнесом. Для меня коммерческая недвижимость — неинтересный бизнес. Если говорить о его перспективе, то все идет в интернет. Это ж понятно.
Все торговые центры превратятся в развлекательные центры. В лучшем случае. В худшем случае — в склады. В Америке эта тенденция уже очевидна. Торговые центры превращаются в склады. Компанию Amazon знаете? Бизнес этой компании в чем? В складах и логистике.
— Исходя из этой логики, на переговорах с Хилларом Тедером о заключении перемирия по Sky Mall вы, скорее, предпочтете получить от него деньги и выйти из этого проекта.
— Я хочу мира. Больше ничего не хочу.